— Это сеть электростанций между Зайцеве и Клиновым, — пояснил «Кусок». — Долго там провозились.

Я глотнул чифиря из протянутого мне стакана и сел у печки послушать рассказы «Куска». С нами сидели медики, вымотанные вчерашними «трехсотыми», которых было много. Они смотрели на меня, как на командира всего передка, который рулит группами в окопах и эвакуацией. У меня опять возникло чувство самозванца. Я все не мог привыкнуть к своей роли, внутренне не чувствуя себя в ней.

«Что они так со мной общаются? Это же не я! Тут есть “Антиген”. Мы с ним в одном звании — комоды. Без меня, меня женили», — недоумевал и раздражался я про себя.

Послушав колоритные байки, я стал прощаться с ними, и поднимать своих бойцов, которые, раскрыв рты, слушали рассказы «Куска».

— Давай, «Констебль», приходи. Всегда будем тебе рады, — прощались со мной медики.

Я сообщил Роме, что выдвигаюсь с группой в их сторону, и повел новобранцев дальше.

От угла забора завода, если смотреть прямо вдоль Артемовского шоссе, был виден Бахмут. Света в городе давно не было, но он отлично подсвечивался пожарами, которые горели в разных его частях. Их зарево освещало темные силуэты зданий, расположенных рядом. Огонь метался и выхватывал из темноты то большие многоэтажки, то маленькие домики частного сектора. Гуляя по Арбату, я видел уличных художников, которые рисуют баллончиками причудливые фантастические картины про космос. Бахмут выглядел, как эти картины.

От крайнего здания завода нам нужно было преодолеть метров двести по открытой местности, где с одной стороны было шоссе, а с другой — бетонный забор и куча кустов, которые не видно в темноте. Это был самый опасный участок нашего пути. Если бы я был украинцем, то обязательно бы устроил тут засаду, выслав ДРГ. Мы быстро преодолели это расстояние и вышли к развилке. За дорогой сидел наш часовой, которого уже предупредили о нашем приближении.

— Краснодар! — крикнул я ему из-за забора.

— Луганск! — ответил он.

— По одному. С интервалом в пять метров. Пошли!

Мимо меня через дорогу как тени стали проскакивать мои бойцы и запрыгивать в наш окоп.

Я пришел в свой блиндаж, и Рома доложил мне, что происшествий особых не было.

— Все на местах. Были прострелы в сторону групп «Айболита» и «Утяка», но не критично. БК разнесли по позициям. У всех всего хватает, — доложил он.

Было видно, что Рома воспрянул духом и стал вести себя увереннее в роли моего заместителя.

«Молодец! Толковый парень. Он делал то, о чем я его не просил, просто проявляя свою инициативу и беря на себя ответственность».

Люди, которые живут по правилу «дополнительной мили» — самостоятельно и по своей инициативе, делая то, о чем их не просили — мне импонировали. Рома был из них.

— Как сам?

— Бля, «Констебль», я замерз пипец! Трясет нереально.

— Давай одень все, что у тебя есть, на себя и можешь отдохнуть. У меня там можешь взять что-то.

— Хорошо. Я вот заклеил еще фонарик зеленый на рации, чтобы не видно было ночью. Вдруг «птица» или снайпер…

Я стал думать, в какие группы направлять пополнение. У нас подстерлась группа, которая ушла к заправке. Нужно было в первую очередь пополнить ее.

Когда я был в штабе, командир показывал съемки с нашего коптера, на котором были видны позиции украинских десантников у заправки «Параллель». Там копошилось не меньше сорока человек. Столько, сколько нас было на всех наших позициях.

«Вот мой блиндаж, и через пятьсот метров они. Значит, в первую очередь усиливаем эту группу. А вторую половину отправлю к Жене».

Я оставил в нашей траншее восемь человек, включая себя и Рому. Разбил остальных на четыре двойки и поставил в точках возможного наката противника караульных. Они стали заворачиваться в спальники и превратились в холмики незаметные глазу.

Перед тем как развести пополня по позициям, я дал им задание: под руководством своих бойцов вытащить «двухсотых» ребят, которые все еще были тут. Пополняхи стояли, смотрели на «двухсотых» и молчали.

«Чем быстрее они поймут, что здесь происходит, тем быстрее перестроится их психика», — думал я.

Мне было нужно, чтобы у них включился инстинкт выживания и помог им адаптироваться в ситуации смертельной опасности. Я хотел, чтобы они потрогали смерть руками и заглянули ей в глаза. У нас не было хороших подручных средств для выноса погибших, и мы приспособили под это оставшиеся спальники.

За два часа сделав по три ходки, они вынесли всех на эвакуацию. Дальше «двухсотыми» занимался «Антиген».

Я первым заступил на пост, чтобы дать Роме поспать.

Мы дежурили по два часа. Я стоял в тишине, думал, слушал ночь и ее шорохи, и периодически наблюдал за небом. Пару раз прилетали «птички» с тепловизорами. Я скрывался в блиндаж и наблюдал за ними оттуда. Не очень хотелось получить ВОГом по голове.

«Здорово, что я не погиб в первый день. У меня уже есть что вспомнить, и теперь умирать будет не так страшно, как тому украинскому солдату, который заснял свою смерть в первом бою и умер, шепча: “Вот и закончилась моя история”» — думал я и поглядывал на огонек от тепловизора в небе, успокаивая себя что это просто спутник в космосе, а не враг, наблюдающий за нами.

Все-таки у нас уже было что рассказать. Мы заняли четыре блиндажа за два дня. И хотя потеряли намного больше людей, чем противник, но по захваченной территории мы победили.

К концу моего дежурства пришли пару трассеров — «Зеф» и «Карась». «Зеф» уже успел переодеться в вещи своего пленного, а на «Карасе» были отличные массивные турецкие ботинки и новенькая разгрузка. Они принесли мне пару банок тушенки и хорошие украинские сигареты «Compliment». Это был реальный комплимент и «грев» от украинцев и от Жени. Они уже знали, что я люблю сигареты, завернутые в темную бумагу. Мне была приятна их человеческая забота.

— Красавчик, «Зеф»! Смотрю на тебя и радуюсь, — слегка троллил я его. — Из простого блатного в солдата превращаешься!

— Ага. В рожу автоматную, — поддержал мою шутку Артем.

Он протянул мне теплую флисовую «трубу» на молнии. Очень удобная и теплая вещь, которую можно было надевать под куртку и балаклаву.

— Женя тебе передал, — с улыбкой сказал он.

Они считали меня московским мажором, который привык курить хорошие сигаретки с кофе, и старались меня порадовать. Я не стал их разуверять в обратном. Покурить хорошую сигарету с крепким кофе я любил. Ребята ушли и увели с