Шрифт:
Закладка:
Вереница крупных следов служила ориентиром, но полагаться лишь на них было нельзя: зверь мог сделать петлю и караулить в засаде — пока охотники бдительно высматривали цель, воины охраняли фланги и тыл.
Пушистая целина позволяла красться бесшумно. Шаг за шагом. Избегая белёсую хвою. Ведь малейший хруст или шлепок снежного кома — и всё, можно пополнить ряды без вести пропавших. Это понимали и пехотинцы, плавность движений которых приятно удивляла охотников.
Наконец за елями мелькнула прогалина. Несколько осторожных шагов — взору открылась крохотная полянка. Следы доходили до её середины и… обрывались. Кеннет озадаченно посмотрел на Йордурфрида, а тот — на серо-голубое небо.
— Чтоб я шишкой подавился… — прошептал охотник и опустил лук. — Судя по глубине следов, Ревущая весит… ну как пара-тройка лосей точно. — Я поверю ещё, что такую махину отрава не сразу возьмёт, но это…
— Может, скакнул куда?.. — тихо предположил Ардрог.
— Корягу мне в печень, лучше и дальше молчи… — проворчал охотник, а затем направился к центру поляны. — Скакнул… Ага… Расскажи мне, Кеннету Скалозубу, у которого на груди ожерелье из медвежьих клыков, на что ещё способны бер… Йож!!! — обе ноги неожиданно провалились в пустоту.
Вскоре Кеннет упал на что-то твёрдое, и почти сразу взгляд пленила снежная пелена, хлынувшая в темноту вместе с дневным светом. Охотник выхватил нож и, едва она улеглась, лихорадочно заозирался. Вокруг белела огромная яма, сплошь усеянная скрюченными мертвецами, что теперь лежали, словно укрытые шалью. Впереди же, в исполосованной когтями земле, зияла широченная нора. А прямо над ней бледнело человеческое лицо: кто-то вкопал оторванную голову, чтобы гостей встречала навеки заледеневшая гримаса боли.
Непонятно, как над оврагом образовался снежный свод и каким образом сюда попадал обитатель, но это точно не медвежья берлога — минуту спустя высоко над лесом взмыла сигнальная стрела…
* * *
— Так хорошо… — прикрыв глаза, Лайла млела в объятиях Джона, что безмолвно стоял позади. — Словно у нас по-прежнему есть будущее… Свадьба… Собственный дом… Сады с виноградной лозой… Но все мечты сгорают в огне ментальной проекции. По ту сторону барьера выстроилось целое войско. Наверное, сейчас их стало ещё больше. Я могла бы опять приоткрыть щёлочку, но зачем? Мы не увидим ничего, кроме безысходности. Она и так затекает снаружи, как вода в пробитый трюм. Эрминия мрачнее тучи. Рэксволд бреется перед последней схваткой. А Шойсу взывает к милости богов, пусть и бессловесно… — вампирша подняла веки, её тоскливый взгляд упал в кровавую слякоть, вонь которой пробивалась сквозь плотные засовы обоняния. — Мои знания и умения ничего не стоят… Я всех подвела… Попыталась откупиться выигранным временем… Но это и близко не жизнь. Существование. Накрытая куполом агония.
Джон тяжело вздохнул на ухо, а затем негромко проговорил:
— Лайла, не твои, а общие решения привели нас в западню. Каждый чувствует ответственность. Каждый винит себя. Даже Рэксволд, хоть и плюётся желчью. Взятки гладки лишь с Бамбука, Шойсу и Скарги. Они заложники ситуации. Но как бы там ни было, я честно сдался. Всё перебрал. Не вижу выхода.
— Я тоже… — Лайла сняла с плеча мефита и заглянула в тёмные глаза с пылающими прожилками. — Хоть у кого-то есть надежда. Внутренним магическим потоком Скарги может делиться очень долго, но я отпущу его раньше, нежели падёт барьер или он окончательно лишится сил. Невидимость поможет миновать лучников, а дальше… — вампирша понимала, что тот останется узником морозного края и, скорее всего, погибнет в первую же неделю. — Дальше как повезёт… — прижав мефита к себе, она вновь сомкнула веки: на этот раз, чтобы не заплакать. — Поведай мне, Джон… Наш дом… Какой бы он был?
— Ну… Нечто среднее между халупой и замком, — на губах следопыта возникла грустная улыбка.
— Халупа, обнесённая каменной стеной? — попыталась пошутить Лайла.
— А почему нет? И каждую осень по ней бы стекал малиновыми шапками виноград… Как сбежавшее из горшка варенье…
Утопив взгляд в пламенной стене и вполуха слушая друзей, Рэксволд размеренно избавлялся от недельной щетины. После встречи с драконом навалилось столько проблем, что стало совсем не до ухода за собой. Даже любимые эльтаронские кинжалы со змеями наспех протирались тряпкой и ныряли в отсыревшие ножны. Теперь же наточенные и идеально чистые клинки приводили в порядок лицо: лезвие бродило под скулами, скреблось над сжатыми в полоску губами, хищно сверкало у горла. Хоть ассасин брился абсолютно вслепую, не допустил ни единого пореза. Движения были уверенны и точны. Таковыми они и останутся, когда кинжалы начнут разить врагов. Перед тем как изрубленное тело рухнет на снег, нужно оставить кровавый след в истории Грондэнарка. Однако недосып с усталостью хотели отнять заключительные лавры. Вдобавок долгие ожидания сбивали боевой настрой. В голову лезли мысли о несбывшемся: слишком уж чувственно ворковали друзья — левый кулак сжался до твёрдости булыжника.
Проходившей мимо Эрминии показалось, что по руке ассасина струится чёрный туман. Но стоило моргнуть — просто кулак. Когда бродишь вдоль купола тенью солнечных часов, вынашивая жуткое решение, в какой-то миг мозг отказывается думать. Не в силах сбежать из костяной темницы, он мешает воображение с воспоминаниями. Как же напоследок не царапнуть душу тернистой тропой выживания… Плен… Бойня… Дурман… Гибель… Всякий раз удавалось одержать победу. Финальная и самая существенная — сделка с Леонардо. Но, как оказалось, дары удачи копились не на золотом блюдечке. На стальной тарелочке. Настал миг, и она опустилась под весом подношений — безжалостные зубья поймали длань надежды, а вместе с ней и саму Судьбу. Совсем скоро к капкану придёт охотник, незыблемый жнец, знакомый каждому народу. И всё же… прощаться с Рэксволдом не хотелось. Когда побудешь по обе стороны смертного одра, речи друг друга уже известны. Добавить нечего. Лить понапрасну слёзы? Иногда лучше покинуть жизнь с сухими глазами. И, конечно же, как издавна положено воину, с мокрыми клинками. Только не исключено, что они отведают крови ещё до начала боя…
Подобрав под себя ноги, Шойсу сидел на валуне. На ладонях полусогнутых рук покоилось копьё: лежало, избавленное от тревог и сомнений. Равно как и сознание. В такие моменты строгому прищуру открывалось куда больше, чем широко открытым глазам. Тяжкие думы златовласой… Мстительный пыл задиры… Прощание влюблённой пары… Лишь серое создание беззаботно чесало шею о соседний валун. Оно не понимало, к чему подходит короткое странствие — пальцы сомкнулись на древке, опутанном узором из таинственных символов. Танталовое остриё поработало на славу. Запечатлело все знаки с древних камней. Жаль, если новые знания уже не пригодятся. Кровавое месиво с ошмётками плоти не просто сулило беду — било в нос затхлостью смерти.
— Нужно поговорить… — Эрминия вдруг остановилась между друзьями и Рэксволдом, который водил рукой по гладкому подбородку. Убедившись, что на неё обратили внимание, она сухо продолжила: — Мы подошли к последней черте. Наверное, в другом краю нас бы порешили, не моргнув и глазом. Но мы в Грондэнарке, в его грёбаной клоаке, где местный за косой взгляд на стражника может огрести плетью. Мы же для них — убийцы и захватчики. Едва купола не станет, нас попытаются взять живыми. И, поверьте, у них это получится. А дальше… дальше они обнаружат под вражеской бронёй чужаков, и вы поймёте, что ничего не знали о пытках. Сперва вам отрежут грудь или размозжат яйца. Естественно, прижгут, чтобы не сдохли от кровопотери. Потом снимут со спины несколько полосок кожи. Для трофейных ремней. Раны обольют чем-нибудь едким или солёным. Мочой, например. Затем переломают руки и сунут их в клетку с голодными волками…
— Зачем? — не выдержала Лайла. — Зачем ты всё это рассказываешь, когда на душе и так лежит камень? — в её голосе боролись обида и возмущение.
— Есть уйма вариантов развития событий, но ни один из них вам не понравится. Если уловили суть, вываливать прочие гадости нет нужды. И я скажу то, чего бы никогда не хотела говорить… — Эрминия обвела спутников ледяным взглядом. —
