— Непременно… — страстно шепнула демонесса и, сделав несколько шагов назад, растворилась в тёмном коридоре.

* * *

С давних пор Леонардо ценил уединение и роскошь. Первое способствовало мыслительному процессу, второе — широкому инструментарию. И всё же на одном месте некромант долго не задерживался. Предпочитал разнообразие. Оттого в мире не было королевства, где у него не нашлось бы замка, особняка или хотя бы башни. Некоторые обители колдун не посещал уже веками. С виду они казались совсем заброшенными. Порой так же думали люди, находившие в глуши любопытные строения. Кто бы мог помыслить, что в глубоких подвалах и сырых темницах по-прежнему водилась жизнь… или смерть… забытые отголоски неудачных экспериментов…

Покинув крепость, Леонардо планировал оказаться в своём эльтаронском поместье. Телепортация между соседними королевствами занимала секунды. Однако за считанные мгновения до материализации разум пронзил фрактальный импульс: вороны приметили незваного гостя. Пришлось резко изменить точку появления. Променять богатое убранство на живописный уступ…

Там, у висевшего в воздухе холста, стоял светловолосый мужчина. Ветер раздувал его свободную рубашку, точно белый парус. Трепал длинные прямые пряди. Но рука творца полнилась безмятежностью. Лёгкие взмахи кисти насыщали голый лес красной листвой. Над ней же угрюмым утёсом высилось поместье.

— В такую пору ветер приносит к порогу лишь пожухлые листья… и тебя, — мрачно изрёк колдун.

— Вот как ты встречаешь старого друга? — с доброй улыбкой обернулся художник.

— Зачем пожаловал? Рихард…

— Поговорить.

— Чем они не годятся? — ментальная волна разрушила чары маскировки, и у ног мужчины появились две мирно лежавшие гиены.

— Если бы Скела и Хуга знали, сколько ты, — кисть коснулась палитры. — Сегодня утром я видел единорога… — аккуратный мазок вывел на крыше остроконечный флюгер.

— Что тебя столь удивляет? — Леонардо проследовал к краю уступа и, сложив руки за спиной, уронил взор на осеннюю долину. — Однажды я дал слово освободить магию. И я сдержал его.

— Но всё прошло не так гладко? — в благородные черты лица закралась хитринка.

— К моему глубокому сожалению, я властен не над всеми обстоятельствами. Однако недостижимых целей не бывает. Ты же, как обычно, можешь переждать бурю в норе. Покажешь голову, когда инфернальный пепел осядет, а лазурь небес снова озарит солнце.

— Красивые сравнения, — пропустив колкость мимо ушей, Рихард скосил голубые глаза на собеседника. — Этого у тебя не отнять. Ты всегда умел красноречиво выражаться. Оттого так умело играешь судьбами людей. Не подумай, я не лезу в твои дела. Просто хочу убедиться, что всё под контролем.

— А разве может быть иначе?

— Вот уже шесть столетий твои решения определяют будущее… — кисть снова коснулась палитры и подчеркнула контуры пасмурных облаков.

— Не стоит преувеличивать. Мои решения определяют путь развития магии. И только. Мне не интересны политические баталии и пагубные шаги человечества, если они не касаются баланса чар. И всё же дважды в одну реку не войти. Прежний мир погряз в собственных ошибках. Остался под песками времён. Ныне ты можешь лицезреть расцвет новой эпохи. Эпохи, где истории уготована иная колея. Никакой узурпации магии. Лишь свобода и чистота исследований. Как бы ни доказывали обратное, Тьма и Свет — две стороны единой монеты. Однако без гурта, пусть тонкой, но необычайно важной грани, монета существовать не может. До поры, пока люди не станут мудрее, чаши весов будет равнять незримая длань, — конечное предложение прозвучало приговором.

— Но сумеешь ли ты быть беспристрастен? — кончик кисти щекотал тусклое солнце. — Ведь Дорога к Свету тебе закрыта навсегда…

— Свет — это наука. Точные формулы и руны, основанные на энергетической ауре Существ. Даже импровизация подчиняется определённым законам. Тьма же — интуитивное управление хаосом. Ментальная конвертация жизненной силы. Здесь нет каноничных рамок. Разумеется, безграничность взимает неизбежную плату. Тьма проникает в самые недра разума, меняет структуру души, а иногда… порабощает. Но разве я похож на безумца или слепца?

Леонардо повернулся и продемонстрировал поражённую магией руку. Костяную кисть обвили чёрные змейки тумана — прямо на глазах ладонь с пальцами обросла плотью и стала невредимой:

— Вкупе с тёмными чарами фрагменты демонической сущности способны обуздать смерть, укротить безумие и разменять бренность бытия на божественные высоты. Магия Жизни — самообман. Медленное угасание. Когда я завершу исследования, предложу человечеству альтернативу. Мы сможем прикоснуться к другим мирам. Познать то, что сейчас даже не в силах вообразить.

— Жаль, высокие стремления не проходят без жертв… — вздохнул художник и всеми фибрами души почувствовал завитавшее вокруг презрение, более холодное, чем осенний ветер.

— Оглянись, Рихард. Жертвы были всегда. Но лишь смелые духом решат, когда подобные прецеденты останутся в прошлом…

Под пристальными взорами гиен некромант приблизился к холсту. Вальяжно стянул перчатку с левой руки и опустил коготь в чёрную краску. Затем элегантным движением перста вывел восседавшего на флюгере ворона.

Рихард выглянул из-за холста: на кованой стреле и правда сидел ворон.

— Хм… — повернул голову художник, только рядом уже никто не стоял. Впрочем, и поодаль тоже. Собеседник исчез, словно морок.

* * *

Иори покинул крышу поместья и, залетев в окно третьего этажа, приземлился на письменный стол из красного дерева. На нём, в ореоле потревоженной пыли, лежала кожаная перчатка. Чуть правее — хрустальная призма и открытая шкатулка с бархатной подушечкой, ещё хранившей вмятину от продолговатого предмета. Рядом же стоял перегонный куб, вокруг которого валялось множество стеклянных колб: треснутых, с полосками пепла или покрытых изнутри сажей.

Ворон вспорхнул со стола и устремился вслед за хозяином, чьи размеренные шаги доносились из длинного коридора. Сложенные крылья миновали дверной проём, а затем рассекли воздух вдоль ряда великолепных картин. Почти на всех был изображён рассвет. Правда, всякий раз его лучезарность покрывали какие-то расчёты и витиеватые схемы. Лишь крайняя картина зияла мраком ущелья. Под ней, на небольшом столике, блестел серебряный кубок…

Иори догнал Леонардо у винтовой лестницы, и тот с птицей на плече стал спускаться по высоким каменным ступеням. Мимо второго этажа. Мимо первого. Всё ниже и ниже. Пока сапоги не ступили в рыжую лужу перед железными воротами. Отворив их ключом, некромант зашагал навстречу мгле. По бокам проплывали решётки запертых камер, откуда слышались шорохи, рыки, а иногда и зловещее шипение. Однако одна из них оказалась открыта: недобро поскрипывала погнутой дверью. Даже не повернув головы, Леонардо остановился напротив. Внутри что-то захлюпало. Из проёма высунулась похожая на клешню кисть и осторожно притянула покорёженную решётку. Колдун зашагал дальше. В безнадёжный тупик, к последней камере, где за прутьями ярко горели глаза: бездонно-чёрные зрачки окаймляло оранжевое сияние, стиснутое чернотой белков — словно солнечное затмение.

— Смерть — это не конец, — загадочно изрёк некромант. — Но свобода имеет цену…

Когтистая рука извлекла из кармана колбу с раскалённым, будто магма, содержимым, — её свет озарил пепельные волосы пленницы.

Глава 20

Огненный купол, накрывший центр арены, наполнял воздух жаром. Снег начал таять, а из его глубин — выступать напоминания обо всех бушевавших здесь ужасах. Отрубленные пальцы… Уши… Клоки шерсти… Звенья кольчуг и осколки клинков…

— Моему эгоизму нет оправдания… — промолвила Лайла, стараясь не растерять концентрацию. — Я приняла решение за всех… Потому что не хотела видеть вашу гибель… Оставлять недосказанность… О небеса, как же сложно подбирать слова… — ещё недавно в голове вампирши носилось многообразие мыслей, но сейчас они рассеялись, точно косяк серебристых рыбок от брошенного в реку камня.

— Я тебя не виню… — стоя перед пламенной стеной, Эрминия ворочала пальцами тугую косу. — Ведь сама подняла ту сосульку… Сама потащила вас к берлоге… Видать, рука у меня несчастливая…

— Нет, Эрми. Вереница бед началась с меня. Именно моё желание ворошить прошлое привело нас на рубежи смерти.

— Не виноватых искать нужно, а выбираться… — Джон раскапывал щитом мокрый снег, оставлявший на древесине кровавые потёки. — Не может быть, чтоб в таком крупном городе жили без канализации или катакомб…

— Канализации? В стране вечного дубака? —