Соединенного Королевства от кровопролитной гражданской войны, мы, колониальные чиновники, должны приобрести новые земли для расселения избыточного населения, обеспечить новые рынки для товаров, производимых на фабриках и в шахтах… Если вы хотите избежать гражданской войны, вы должны стать империалистами».

К 1880 году Африка представляла собой последний большой приз и в 1884 году была поделена на Берлинской конференции. Как выразился один ведущий французский экономист: «Неестественно и несправедливо, чтобы цивилизованные народы Запада вечно теснились и задыхались в ограниченных пространствах, бывших их первым домом… Как и отдавать полмира маленьким группам невежественных и беспомощных, по сути, отставшим в развитии детям, разбросанным по безграничным территориям».

На Берлинской конференции делегаты согласовали правила колониального раздела, чтобы избежать конфликтов друг с другом. Каждая европейская страна, претендующая на часть Африки, должна была объявить о своих намерениях аннексировать территорию и занять ее прежде, чем притязания на суверенитет будут сочтены законными. После оккупации все договоры, подписанные европейцами с африканскими правителями, признавались имеющими юридическую силу. К 1910 году этот процесс практически завершился; африканские границы были заново определены в Европе без какого-либо учета расселения племен в тех случаях, когда местные вожди сами не знали деталей (что случалось довольно часто).

Именно в это время была определена карта третьего мира. В Африке все закончилось образованием 48 государств, по большей части искусственных, создатели которых не принимали в расчет ни этнокультурные, ни географические, ни экологические реалии. Одни государства получились огромными, как, например, Судан, Алжир и Нигерия, другие маленькими, как Гамбия, Лесото и Бурунди. Одни имели протяженную береговую линию, другие были лишены выхода к морю, как Мали, Чад и Уганда. Неравномерно оказались распределены и природные богатства и плодородные земли, в результате чего территории Алжира и Чада состояли практически из одних пустынь.

Колониальные администраторы позаботились о том, чтобы наиболее удобные и богатые земли были доступны поселенцам из Европы, кроме районов, признанных слишком нездоровыми для европейцев, где туземному населению «помогали» в производстве необходимого сырья. В некоторых колониях, находившихся главным образом под управлением Португалии и Бельгии, туземцев понуждали к выращиванию товарных культур, таких как хлопок или сизаль, в соответствии с четко определенными производственными задачами. Во многих случаях это привело к сокращению местного продовольственного хозяйства до такой степени, что еду приходилось импортировать из Европы. Определением цены экспорта и импорта занимались только чиновники. Горная промышленность стала исключительной привилегией западных компаний.

Присущее колониализму двойное мышление ясно выразил в 1821 году еще один империалистический администратор, Джеймс Маккуин: «Если мы действительно желаем добра Африке, мы должны внушить ее диким сыновьям, что белые люди стоят выше их. Только таким способом мы можем добиться от них послушания. Без этого послушания мы никогда не сумеем укоренить в них трудолюбие или научить их чему-то полезному».

В середине XVIII века Создатели топора сделали возможным изменение формы тюльпана. Всего три поколения спустя их дары позволили Западу изменить очертания мира. Подход «разделяй и властвуй» применительно к промышленному производству отвлек и отделил большую часть населения Европы от прямого контакта с землей. Большинство людей – этому примеру последует затем весь развитый мир – жили теперь в больших городах, поставив свое выживание в зависимость от заработков на фабриках, которые в свою очередь зависели от поставок сырья из колоний. Повседневная жизнь строилась в соответствии с требованиями фабричной системы и определялась, будь то в капиталистических или социалистических странах, разделением общества на «производственные единицы».

По велению промышленности наука и техника уже породили сотни специальных дисциплин, взаимодействовавших между собой с целью внесения все более радикальных и неожиданных перемен в повседневную жизнь все менее информированного большинства. Благодаря Создателям топора, политические, финансовые и производственные институты получали возможность определять каждую минуту трудовой жизни отдельного человека. Оставалось только научиться менять человеческое тело.

Глава 9

Что доктор прописал

В прежние времена, когда религия была сильна, а наука слаба, люди ошибочно принимали магию за лекарство; теперь, когда наука сильна, а религия слаба, люди ошибочно принимают лекарство за магию.

Томас Сас

На протяжении всей истории человечества дары Создателей топора пленяли нас своими обещаниями. Палеолитические колдуны, пользуясь костяными жезлами, определяли самое подходящее время для охоты, потому что владели знанием о временах года. Месопотамские и египетские жрецы, опираясь на письменные графики разлива рек и учет имеющегося на складах зерна, обещали регулярное обеспечение продовольствием. Ориентировавшиеся по звездам греческие мореплаватели гарантировали хозяевам, что их грузовые суда вернутся в порт. Средневековая Церковь сулила спасение от мук ада, а владельцы фабрик эпохи Промышленной революции предлагали регулярный заработок.

Но, возможно, самые соблазнительные предложения поступили в XIX веке, когда, впервые в истории, в обмен на единомыслие и послушание творцы перемен пообещали жизнь. В ответ на эпидемии, сокращавшие растущее население, возникновению которых они сами и способствовали, Создатели топора изобрели медицинские приемы, позволившие врачам применить нож редукциониста к человеческому телу. Способность сводить людей к числам и графикам в конце концов позволила специалистам предсказывать судьбы людей и обществ с такой же точностью, с какой их предшественники предсказывали выпуск продукции на фабрике или ход планет.

Первые попытки применить технологию разделения и контроля к болезням были неуклюжи и неудачны, поскольку врачи не располагали инструментами для исследования физического состояния; к тому же в начале века никто толком и не знал, что представляет собой болезнь. Использование таксономии ничего не дало, потому что картезианский метод сведения явления к перечню характеристик (в случае с болезнью, симптомов), при всей его ценности как средства установления наличия разных состояний, мало что говорил о самом заболевании. Терапевтическая ценность таксономических описательных методик представлялась в лучшем случае сомнительной, когда, например, патологическое состояние, именуемое «ностальгией», могло быть определено лишь как «неодолимое желание вернуться домой».

Средств снятия или подразделения симптомов или анатомирования живых тел для исследования болезни не было, потому что болезнь рассматривалась не как локализованное, а как общее состояние; расстройство всего организма так описано английским врачом Сайденхэмом: «На мой взгляд, главная причина отсутствия полной истории болезней проистекает из того общего предположения, что болезни есть не более чем беспорядочное, неурегулированное действие расстроенной и поврежденной природы».

До того как их разделил редукционизм Создателей топора, тело и разум рассматривались как единое целое, поэтому в центре внимания медиков были личность и эмоциональное состояние больного. В таких обстоятельствах единственным инструментом установления диагноза были представления самого пациента о недомогании. Поскольку определение того, болен человек или нет, основывалось на мнении страдальца,