– А вы стремитесь? – поинтересовался Блэквелл.

– В течение последнего месяца я только и видел людей, рвущихся к власти, должностям или деньгам. Теперь должность уже не выглядит такой желанной, особенно в подобной компании.

Он улыбнулся:

– Вы можете позволить герцогу вас развратить. Уверен, это будет изысканно и весьма музыкально.

– Я бы не хотел разочаровать герцогиню, забирая у нее мужа, – признался я.

– Ну… – Он махнул рукой, – если все дело в совести, то эту проблему мы сами себе создаем. Однако они и в самом деле прекрасная пара. – Он посмотрел на свои записи, затем почистил ручку и сложил бумаги. – Я должен сочинять пьесу, а не развлекаться переводами.

– Я желаю успехов вам и вашим гекзаметрам, – сказал я.

Я встал, а он положил все бумаги в сумку и направился к двери. Но, не выходя из библиотеки, с задумчивым видом повернулся ко мне.

– Мне представляется, что новая пьеса станет доводом против существования богов, – проговорил Блэквелл. – Существуют ли боги на самом деле, будут ли возмущены, глядя на то, как мы их используем в своих развлечениях? Не навлеку ли я на себя проклятия, если отнесусь к нимфе вашего друга с недостаточной серьезностью?

– Я не стал бы рисковать, – сказал я, пожалуй, слишком уверенно.

Он приподнял брови.

– Благодарю вас за совет, – ответил он. – А я вам советую переосмыслить проблему леди с пурпурными волосами.

Глава 12

На следующее утро я решил избавиться от одежды умершего музыканта, зашел к портному и забрал у него строгий коричневый костюм. Меня немного огорчило, что мой великолепный наряд из голубого бархата еще не был готов, но когда я присоединился к герцогу для встречи с канцлером во дворце, то обрадовался, что пришел не в лучшем костюме – потому, что этого оказалось бы недостаточно.

Женщины при дворе сверкали бриллиантами и рубинами, пользовались вышитыми веерами и были в платьях из шелка, расписанного вручную, а мужчины, если такое можно представить, пытались превзойти их блеском. Герцог надел на встречу накидку, отороченную собольим мехом, алый шелковый камзол с золотым шитьем, украшенный элегантными узорами из мелкого жемчуга, каждый палец украшало кольцо, туфли с золотыми пряжками дополняли наряд. На шляпе красовался карбункул величиной с куриное яйцо, а в ушах сверкали крупные жемчужины. И не скажу, что он выделялся среди придворных избыточной роскошью – все вокруг выглядели столь же великолепно. Многие отдавали предпочтение золотому и красному – королевским цветам, подчеркивая свою близость к трону.

Я походил на бедную коричневую курицу, затесавшуюся в компанию петухов, и радовался, что мой голубой бархатный костюм еще не готов – наряд, казавшийся мне превосходным, сочли бы в такой компании вульгарным. Я бы выглядел так, словно пытался копировать придворных, но у меня ничего не получилось.

Некоторые из мужчин и женщин, полностью одетые в белый шелк или атлас, выделялись среди других придворных. И, хотя цвет казался простым, ткани были дорогими и даже роскошными, они сияли серебряной вышивкой, жемчугами или бриллиантами. Я повернулся к его светлости.

– Кто эти лорды и леди в белом? – спросил я.

– Их называют Ревнители. Они пытаются очистить философию Паломника от порчи, накопившейся за столетия. – Он покачал головой. – Я бы назвал это мрачной работой, ведь исходная философия Паломника была весьма унылой.

Я улыбнулся, услышав Вевнители герцога.

– В Этельбайте последователей Паломника слишком мало, чтобы делиться на противоборствующие секты.

– Похоже, я являюсь единственным членом собственной секты, – сказал герцог. – Я считаю главным достоинством Красоту и стремлюсь восхищаться ею превыше всех остальных вещей. Ведь Красота не ведет войн, не плетет интриг, никому не причиняет вреда. Другие Добродетели вроде чести, верности и справедливости служат источником бесконечных раздоров, но все узнают Красоту, когда ее видят, и каждый поклоняется ей по-своему.

Я уже хотел согласиться с истинностью его слов, когда наш разговор прервал кто-то из знакомых герцога. Это оказалась первая из целой серии подобных встреч, и всякий раз герцог вел себя с привычным очарованием. Мы уже миновали Внешнюю, Среднюю и Внутреннюю линии охраны и теперь находились в Большой приемной, огромном холодном зале с потолком из древней древесины, тускло освещенным высоко расположенными окнами. Два огромных мраморных камина, украшенных нимфами и саламандрами, не могли обогреть зал. Гобелены с Эмелином и богами закрывали стены и выглядели бы очень яркими, если бы освещение не оставалось таким тусклым. Всюду, где мог располагаться орнамент, он присутствовал, и за нами наблюдали глаза птиц, животных, чудовищ, рыб и разных гротескных существ. Трон стоял под балдахином в дальней части зала, но сейчас он пустовал, королева встречалась с Тайным советом в другом помещении.

В результате блестящим придворным ничего не оставалось, кроме как сплетничать и плести интриги между собой; они бродили по залу, расспрашивая друг у друга о свободных должностях и последних назначениях, а также мятеже Клейборна. Считалось, что Раундсилвер, как член Большого совета и почти родственник королевы, много знает, поэтому к нему часто подходили с расспросами. Он вежливо представлял меня придворным, я надевал лицо законопослушного ученика и старался держаться прямо среди важных лордов и леди. А они со своей стороны были настолько погружены в политику и поиски должности, что едва ли реагировали на мое присутствие. Вероятно, считали, что я какой-то слуга.

Толпа притихла, когда прозвучал зов труб – музыканты скрывались на верхней галерее, – который отразился от балочного потолка, а в следующее мгновение вошла ее величество королева в сопровождении членов Тайного совета. Мы все сняли шляпы и низко поклонились, когда я выпрямился, то обратил внимание на мать королевы, Леонору, подругу королевы, графиню Колдуотер, а также молодого человека, все еще одетого в костюм с бриллиантовыми булавками, того самого, что прислуживал королеве во время пира и подносил ей жареного лебедя, – тогда ему досталось немало улыбок Берлауды.

– Кто этот джентльмен? – спросил я шепотом у герцога.

– Виконт Брутон из Харт-Несса, – ответил он.

Я заметил, что многие бросали сердитые взгляды на юного виконта, и сказал:

– Он не слишком популярен среди друзей королевы, но ее величество явно к нему благоволит.

– Когда известие о мятеже Клейборна достигло столицы, – ответил герцог, – никто не знал, как далеко зашел заговор, кто среди пэров сохраняет верность и продлится ли правление королевы Берлауды больше часа, прежде чем сторонники Клейборна ворвутся во дворец и бросят королеву в темницу. Даже лучники-йомены, охраняющие монарха, попали под подозрение, потому что в Хауэле другой