руку — у меня ни одной минуты не было никакого сомнѣнія… всякое ваше слово… прямо идетъ въ душу. До сихъ поръ мнѣ было такъ трудно… Точно у меня языкъ былъ связанъ. Намъ съ вами черезчуръ тяжело было бы жить, скрывая то, что таится въ душѣ. А я никого обвинять не стану, — кротко прибавилъ онъ.

XVI.

— Видишь ли, — начала Софья Николаевна: — твой дядя Александръ былъ студентомъ въ Москвѣ давно, лѣтъ двадцать тому назадъ. Онъ былъ такой пылкій, причудливый, увлекающійся… Воображеніе у него играло первую роль… и это ты не долженъ забывать… Студентомъ еще онъ встрѣтилъ дѣвушку, красавицу, съ очень странной судьбой. Она была сиротка, жила въ семействѣ родственниковъ… ее держали гувернанткой. Состояніемъ ея завладѣли и ея положеніе въ домѣ было очень жалкое; Александръ полюбилъ ее и рѣшился жениться. Разумѣется, встрѣтились препятствія… онъ написалъ сюда, ему пригрозили… На его натуру все чрезвычайно сильно дѣйствовало, и онъ заболѣлъ, заболѣлъ опасно. Это было передъ тѣмъ, какъ ему кончить курсъ… Твой отецъ прискакалъ въ Москву… долго онъ ухаживалъ за Александромъ… Александръ оправился, кончилъ курсъ и уѣхалъ тотчасъ же за границу: его услали доктора для поправленія здоровья.

— Да, я все это слыхалъ, — проговорилъ Борисъ, вспоминая, что няня ему что-то такое разсказывала.

— Ну, вотъ видишь-ли, отецъ твой, живя въ Москвѣ, сблизился съ дѣвушкой, которую полюбилъ Александръ, и чрезъ полгода онъ на ней женился.

— Какъ, тетя… она была?..

— Твоя мать, Лизавета Павловна. Бабушка твоя приняла её очень дурно. Во-первыхъ, она была бѣдна, а во-вторыхъ, она никогда не могла ей простить любви Александра, его болѣзни и его поѣздки за границу.

— Стало быть, и папенька женился безъ согласія бабушки? — спросилъ Борисъ.

— И да, и нѣтъ. Разумѣется, Пелагея Сергѣевна хотѣла этого брака, но отца твоего она больше любила, и согласилась на его женитьбу. И вотъ тебѣ ключъ къ той нѣмой драмѣ, которая разыгрывалась въ нашемъ семействѣ. Я не знала твоей матери, Борисъ; я тебѣ разсказываю то, что я слышала отъ отца твоего и Александра. Тебя, можетъ, удивляетъ ея выходъ замужъ. Она не имѣла къ твоему отцу сильнаго, глубокаго чувства, но ея положеніе въ домѣ было слишкомъ тяжело; наконецъ она видѣла его любовь, его хорошую, добрую натуру. Когда Александръ узналъ объ этомъ, это его поразило, и такъ поразило, что подѣйствовало на его разсудокъ. Онъ одно время совсѣмъ помутился и долго страдалъ. За границей онъ прожилъ около десяти лѣтъ; тамъ онъ очень развился… это былъ замѣчательный умъ…3а многое брался онъ, чему не учился — одинъ Богъ знаетъ, но ничто его не вылѣчило отъ любви, ни на чемъ онъ не могъ остановиться и успокоиться… А дома, у васъ, была другая драма… твоя мать, вышедши замужъ, не была несчастлива… отецъ твой горячо ее любилъ; но прежняя любовь воскресла, до нея доходили вѣсти объ Александрѣ, о его несчастной судьбѣ, о его болѣзни… и твоя бабушка явилась между нею и мужемъ, какъ духъ-искуситель… Она подозрѣвала её; она твердила твоему отцу, что жена его любить Александра и порывается бѣжать къ нему… словомъ, ты самъ можешь понять, что между ними было.

— А зачѣмъ дядя пріѣзжалъ сюда, когда мнѣ было лѣтъ пять? — сказалъ Борись, подавленный всѣмъ этимъ разсказомъ.

— Онъ пріѣхалъ, просто, повидаться, онъ хотѣлъ переломить себя, покончить съ своей прежней страстью, наконецъ, смягчить свои отношенія съ семействомъ.

— Я помню, что мама не показывалась внизъ, не видала дядю Александра.

— Да, она не надѣялась на себя… И этотъ пріѣздъ принесъ только больше горечи и страданій. Александръ уѣхалъ съ такой же раной, какъ и прежде… Въ домѣ у васъ пошло еще хуже… Пелагея Сергѣевна построила на этомъ цѣлый романъ… она считала пріѣздъ Александра условленнымъ между нимъ и твоей матерью. Отецъ твой началъ мучиться подозрѣніями, Лизавета Павловна страдала… въ ней чувство не умерло, но она хотѣла его заморить. Мать твоя, какъ ты знаешь, умерла чахоткой.

— А дядя? — спросилъ опять Борисъ.

— А дядя опять ѣздилъ по свѣту, опять былъ боленъ, опять лѣчился… и наконецъ немного выздоровѣлъ… прежняя страсть притихла. Онъ вернулся въ Москву, и тутъ начинается нашъ романъ, — прибавила улыбаясь Софья Николаевна… и остановилась.

— Теперь для меня ясна вся прошлая жизнь нашего дома, — промолвилъ Борисъ — теперь я понимаю, почему бабушка не любила меня и Машу.

— Потому, что вы были дѣти Лизаветы Павловны, которую она ненавидѣла и подозрѣвала весь вѣкъ.

— Но въ чемъ же, тетя?

— Твоя мать была чиста, какъ ангелъ; но прежняя любовь къ Александру жила въ ней… и отецъ твой это чувствовалъ, и это было причиной тому, что онъ не могъ освободиться отъ деспотическаго вліянія Пелагеи Сергѣевны. По натурѣ онъ былъ слабый человѣкъ… въ него вкоренилась привычка покоряться матери, а въ этихъ обстоятельствахъ, при постоянныхъ подозрѣніяхъ… онъ невольно выслушивалъ все, что ему нашептывала бабушка, вѣрилъ ей, и все страдалъ, мучилъ себя и бѣгалъ изъ дома, гдѣ ему приходилось слишкомъ больно.

Прошла значительная пауза. Софья Николаевна точно припоминала разные эпизоды своей жизни. Борисъ не торопилъ ее, хотя внутренно онъ горѣлъ нетерпѣніемъ выслушать ея повѣсть. Когда-то няня Мироновна, въ этой самой комнатѣ, разсказывала ему сказки, и не думалъ онъ тогда, что ему придется выслушать эту послѣднюю грустную повѣсть, съ которой такъ тѣсно было связано все его прошлое.

— Я немного назадъ отойду, — заговорила вдругъ Софья Николаевна… — ты меня видишь, Борисъ… я всегда такая была… юная, шалая, какъ меня называла мать, очень дикая дѣвица, — прибавила она съ комической миной. — Я всѣ испытанія жизни принимала смѣясь; я точно всегда дразнила свою судьбу, и жила всегда хорошо… Но это только маленькое вступленіе. Ты, можетъ быть, не знаешь, что мой отецъ и мать живы… И вотъ съ матери-то я и начну. Ея повѣсть вотъ какая: выдали ее замужъ молоденькую, лѣтъ десяти, за одного полковника, какъ-то… ну, бурбона, грязнаго, отвратительнаго. Она съ нимъ пожила годъ, другой, т. е. лучше сказать, помучилась, помучилась… дольше не вытерпѣла и убѣжала отъ него. Хлопотали они о разводѣ, — ничего не выхлопотали; длилось это нѣсколько лѣтъ. Въ ея судьбѣ принималъ участіе одинъ докторъ, товарищъ твоего дяди по университету. Они полюбили другъ друга, и онъ ее назвалъ своей женой… Они никогда не скрывали, что они не вѣнчаны. У нихъ родилось нѣсколько человѣкъ дѣтей, въ томъ числѣ и твоя тетенька, Софья Николаевна… Жили мы небогато, у отца была небольшая практика… матушка часто прихварывала; ее не переставала тяготить мысль о нашей будущности, о томъ, что у насъ нѣтъ имени.