Шрифт:
Закладка:
Симон опасается, что пойдет по тому же пути, но ему необязательно… или нет?.. Ведь ему не только поручили провести расследование: от этого теперь зависит, сможет ли он жить в единственном доме, который у него есть.
– Когда ты найдешь убийцу, – говорю я, хотя сердце сжимается от одной только мысли об этом, – сможешь покинуть Коллис и уехать туда, где дядя не заставит тебя ничего расследовать. Ты не должен повторять судьбу альтума Ферриса.
– Возможно, уже слишком поздно. Знаешь, что сказал альтум, когда я приехал к нему? – Лунный свет высвечивает ресницы, когда Симон поднимает лицо к звездам. – Он сказал, что я прекрасно понимаю убийцу. Что я разобрался лучше, чем смог бы он, хотя за его плечами несколько десятилетий опыта. Что мне следует доверять своим инстинктам. – Он вздрагивает. – А кто может понимать и инстинктивно чувствовать безумного убийцу?
Я не решаюсь сказать, что подобная мысль приходила в голову и мне.
– Но тебе ненавистно это. Тебе не кажется, что это кое-что да значит?
– В том-то и дело, Кэт, – шепчет Симон. – Я не ненавижу это. На самом деле мне это нравится.
– Тебе нравится, что ты можешь остановить насилие и спасти невинные жизни, – настаиваю я. – Как и любому другому.
– Нет. – Симон качает головой. – Ты не представляешь, как я обрадовался, когда убийца прислал мне ту записку. Значит, посчитал меня достойным своего внимания.
– Симон, это значит, что ты все делаешь правильно! Что ты понимаешь его!
– Это значит, что я пью ту же отраву. – Симон старательно отводит глаза. – И лишь вопрос времени, когда это приведет меня к болезни, как альтума. Когда мое здравомыслие начнет то покидать меня, то возвращаться ко мне.
Я не знаю, что ответить.
– Но ты… – Симон замолкает на мгновение. – Ты как якорь. Не раз ты – или мысли о тебе – не давали мне зайти слишком далеко.
– Тогда почему ты отталкиваешь меня? – спрашиваю я, не желая питать напрасные надежды.
– Потому что не желаю просить кого-то о столь многом, ведь сам мало что могу предложить, – с горечью говорит он. – У меня ничего нет. Я – пустое место. И меня это устраивало, пока я не встретил тебя и не захотел того, что никогда и не надеялся обрести.
– Симон, я могу тебе помочь, – уверяю я. – Хочу помочь.
Он печально качает головой:
– Я был якорем для своего отца десять лет, Кэт. А теперь стал якорем для Жулианы. Это клетка, в которую я вступил по собственной воле, но отказываюсь приговорить к такой жизни другого. Тем более – тебя.
– Предпочтешь закончить, как альтум Феррис? – спрашиваю я. – Одиноким пленником собственного разума? Неужели это лучше, чем принять мою помощь?
Симон не поднимает взгляда от своих коленей.
– Это не та ноша, которую ты можешь сбросить, когда она покажется невыносимой. А если и сможешь – последствия будут печальны.
– Ты беспокоишься, что я брошу тебя в Мезанусе? – допытываюсь я.
– Нет, – тихо отвечает Симон. – Я знаю, что ты никогда так не поступишь. Ты слишком упряма и преданна. – Он наконец поднимает голову и вновь смотрит на меня. – Я беспокоюсь о другом: однажды ты пожалеешь, что не можешь этого сделать.
Как это случилось с ним, когда он хотел бросить отца.
Я поворачиваюсь, чтобы сесть рядом с ним, спиной к луне.
– Знаешь, что однажды сказала мне матушка Агнес? – Я дожидаюсь, пока он моргнет, а затем продолжаю: – Она сказала, что мы все живем в клетках. И лишь те, кому повезет, могут выбрать, в каких именно.
Симон хмурит брови:
– Ты хочешь сказать, что я сам выбрал свою клетку?
– Ты сам это сказал.
– Но это не означает, что ты должна оказаться в ней вместе со мной.
– Не означает. – Я хватаю его за рубашку и притягиваю ближе. – Но это мой выбор.
Глава 34
Я оказалась не готова к тому, каким окажется поцелуй с Симоном в лунном свете.
Пока мы разговаривали, я сосредотачивалась на его голосе и лице, лишь иногда, когда он двигался, отвлекаясь на запах его одежды или кожи. Или на то, как луна подсвечивает его ресницы и волосы. Взрыв чувств от прикосновений быстро затухал в разговоре. Поэтому я решила, что привыкла к этому.
Но моя уверенность рассыпалась в тот же миг, когда наши губы соприкоснулись. Каким бы мимолетным ни было это прикосновение, оно расцветает в сознании, как алая роза. Рот Симона изумленно раскрывается, а затем он устремляется ко мне, заполняя пространство между нами нежным томлением…
…Пока сам не разрывает поцелуй.
Но не отодвигается от меня, а замирает всего в нескольких сантиметрах от моего лица, поэтому я ощущаю его дыхание, вьющееся в воздухе теплыми струйками.
– А если я утащу тебя на темную сторону Луны, к вратам самого ада?
– Я знаю дорогу назад, – шепчу я. – Уже бывала там.
– Я действительно считаю, что ты не должна жертвовать собой, – говорит он.
Какую бы боль это ни причиняло, я понимаю, что не могу поцеловать его снова. Если это и произойдет вновь – а я сейчас бы с радостью отказалась от своих способностей ради этого, – Симон должен сам сделать этот выбор.
– Хоть раз в жизни прими, что ты достоин спасения.
Он поднимает руку и прикасается к моей щеке. Я кожей – сначала через кончики пальцев, а потом через ладонь, – чувствую неровное биение его сердца.
– Ты в это веришь?
– Да. – Я провожу пальцами по руке Симона к запястью и кладу их между его костяшек. – Но это сработает, только если и ты поверишь.
По его телу расползается дрожь, а мышцы напрягаются, когда он на пару сантиметров приближается ко мне.
– Думаю, я бы поверил, что Солнце – это Луна, если бы ты стала уверять меня в этом. – Симон наклоняется вперед, и наши носы соприкасаются. – Слава Свету, ты слишком честна, чтобы воспользоваться моим доверием.
Уверена, он сказал это, чтобы я улыбнулась, но его слова пронзают меня до глубины души, и я вздрагиваю, когда он начинает сокращать расстояние между нами.
Симон тут же замирает.
– Я думал, ты хотела… Прости…
Я тут же сжимаю его рубашку в руке, не давая отодвинуться вновь.
– Нет, – говорю я, заталкивая чувство вины подальше и приближаясь к его губам. – Ты все правильно понял.
И это происходит.
Легкое прикосновение
