красотой линий, изгибов и самого камня. Мне нравится в этом здании все, и внутри, и снаружи: статуи, сводчатые потолки, разноцветные витражи, вычурные мраморные полы, даже струйки дыма от благовоний и эхо голосов, вторящих песнопениям. Здесь я ощущаю себя дома сильнее, чем где-либо еще.

Но принадлежу ли я этому миру – или ощущение вызвано тем, что я не знаю другого?

И что делать с Симоном? Если я променяю эту жизнь на другую, с селенаэ, что станет с нами? Да и есть ли «мы»?

Мои глаза все еще закрыты, а руки лежат на парапете. Возможно, именно поэтому я слышу и чувствую, как открывается задвижка внизу.

Глава 33

До меня доносится тихое ворчание, когда кто-то – мужчина – протискивается между рамой и стеклом, поворачивает окно, возвращая его на прежнее место, и останавливается, наверное, пытаясь разглядеть что-то в темноте.

Уже через несколько секунд он направляется к лестнице и медленно поднимается выше и выше. До самой башни.

Когда он добирается до винтовой лестницы, я открываю глаза и прячусь в тени за округлой башенкой. Мои шаги звучат оглушительно громко, пока я не выхожу за пределы лунного света, вмиг показавшись себе оглохшей и ослепшей. Впрочем, на виду сейчас намного опаснее.

Шаги мужчины такие легкие, что лишь по его тяжелому дыханию я понимаю, что он практически добрался до площадки.

Но когда он выходит из башенки, расставив руки в стороны, его лицо скрывается в тени, не дающей ничего разглядеть.

– Кэт? – тихо зовет он.

Это Симон.

Я вытягиваю левую руку, чтобы пальцы оказались в луче лунного света, – и вижу так же ясно, как днем. От вызванных беспокойством складок на лбу Симона до дрожи в его ногах. Тихий ритм его пульса долетает до меня вместе с легким запахом пота, впитавшегося в накрахмаленное полотно рубашки. А еще с нотками крови из двух свежих царапин на тыльной стороне его ладони.

Симон делает еще один шаг от башенки.

– Кэт? – вновь тихо зовет он, хотя, кажется, мог бы кричать. – Ты здесь?

– Я здесь.

Симон разворачивается, прижимая руку к сердцу, которое начинает биться так быстро и громко, что посоперничало бы со скачущей лошадью.

– Святое Солнце! – выдыхает он, когда я выхожу из тени. – Почему ты пряталась?

– Я не знала, кто ты и зачем сюда залез, – отвечаю я. – Ты меня напугал.

Он усмехается и убирает руку с груди.

– Что ж, в этом есть смысл.

Мы замолкаем на несколько мгновений.

– Что ты здесь делаешь? – наконец спрашиваю я.

Симон прочищает горло:

– Хотел поговорить с тобой. Сначала пошел к тебе, но тебя дома не оказалось. – Он смущенно пожимает плечами. – И я вспомнил, как ты говорила, что иногда приходишь сюда подумать.

Ох, нет.

– Кто тебе открыл?

Симон переступает с ноги на ногу.

– Я не стучал. Я… эм… обошел дом сзади и бросил несколько камушков тебе в окно.

Как романтично. Или отчаянно.

– Зачем ты меня искал?

– Я должен кое-что тебе объяснить. – Сглотнув, он смотрит вниз и проводит рукой по светлым кудрям. – Особенно после того, что сказал… и сделал.

Внезапно во мне просыпается страх от того, что я могу услышать.

– Ты ничего мне не должен, Симон.

– Нет, должен, – выдавливает он. А затем поднимает взгляд на меня. – Прошу. Мне потребовалось много сил, чтобы набраться смелости.

Он все еще дрожит, но явно не от усталости.

– Смелости поговорить со мной или забраться сюда?

– И то и другое.

Мы вновь наедине в свете луны. В прошлый раз я сама поддалась, но в этот раз все будет по-другому.

– Хорошо. Давай поговорим.

Симон хватает меня за руку.

– Здесь?

– Тут совершенно безопасно. – Я указываю на парапет с небольшими колоннами, расположенными на равном расстоянии друг от друга. – Ты не сможешь упасть в проем, который чуть больше твоей головы.

– Поверю тебе на слово, – бормочет Симон, глядя в небо над нашим головами.

Впервые за сегодняшний вечер я обращаю внимание на звезды, от которых захватывает дух. Облака, затягивавшие небо несколько дней кряду, рассеялись, и сейчас на нем сияет тысяча точек света. Никогда не видела столько раньше. Симон встает рядом со мной, наши руки соприкасаются, и этот контакт вызывает во мне трепет сильнее, чем положено.

– Мы можем хотя бы присесть? – спрашивает он. – А то у меня слегка кружится голова.

Я отрываю взгляд от россыпи бриллиантов на темном полотне ночи. У Симона не просто кружится голова – он даже слегка позеленел. Снисходительно улыбнувшись, я вновь поднимаю лицо к небу.

– Только когда ты признаешь, что здесь красиво.

– Да-да, – бормочет он, плюхается на каменный пол и спустя секунд тридцать, окончательно успокоившись, тянет меня за руку.

– Я действительно никогда не видел ничего прекраснее, но сомневаюсь, что у нас в запасе много времени.

Я опускаюсь на пол рядом с его согнутыми ногами, лицом к нему и к луне.

– Почему ты решил бросать камни в мое окошко, а не стучать в дверь, как нормальный человек?

Болезненный оттенок кожи сменяется румянцем.

– Не хотел, чтобы у Ремона возникли неверные предположения о моих намерениях. Кажется, он ревнует тебя.

Неверные предположения? Мое сердце замирает.

– Как будто он подумал бы о чем-то другом, если бы увидел тебя под моими окнами. – Я качаю головой. – Но раз ты решился на это и даже забрался сюда, это не просто что-то важное.

– Важное, да, – говорит он, – но еще… личное.

Взяв мою левую руку в свою, Симон переворачивает ее в лунном свете, проникающем сквозь проемы в каменном парапете, и замирает, заметив порезы.

– Что с твоими пальцами?

– Стекло. Я чинила окна модели святилища в наказание за произошедшее сегодня. – Вот только мне не хочется это обсуждать. – А что с твоей рукой?

Симон хмурится, смотря на две царапины, тянущиеся от тыльной стороны костяшек пальцев до запястья.

– Не знаю. Может, поцарапался, когда залезал в окно.

– Они похожи на те, что я видела на твоей шее той ночью, когда мы забирались на крышу святилища, – говорю я. – Только в тот раз было три.

Симон поднимает руку к горлу, хотя оно уже зажило.

– Это Жулиана.

А, следы от ногтей.

– Ты, конечно, заметила, что она нездорова, – вздохнув, продолжает он.

– Ну да, – признаюсь я. – Она рассказала о болезни матери и о том, что, кажется, унаследовала ее.

– Так и есть. – Симон делает вид, что рассматривает наши руки, соединенные вместе.

– Откуда ты это знаешь?

Симон переводит взгляд на меня. И я вновь любуюсь пятнышком в его глазу