— Ты подарил мне этот прекрасный венец и напоил мой дух кровью арьев, — отозвалась богиня, — но я хочу еще кое-что.

— Все, что угодно, для моей прекрасной госпожи!

Учай проследил за ее взглядом, устремленным на огненную избу.

— Ах это? Зажигайте!

— Нет-нет, — рассмеялась богиня. — Я заберу только сына кузнеца. Кузнец угодил мне, создав этот прекрасный венец, поэтому и я дарую ему награду: его сына пожрет мой волк.

Учай расхохотался:

— Теперь я вполне узнаю тебя, госпожа! А второй мальчишка?

— Там еще один? Тот мне не нужен…

Стоило стражникам открыть дверь дома мертвых, как огромный волк сорвался с места. Вскочив в избу, закинул смуглого мальчишку на спину и умчался в лес.

Вслед за волком, унесшим Шаркана, наружу выпрыгнул Мазайка. Спрыгнул на землю, на миг растерялся, думая, куда бежать. Из-за спин стражников возник Андемо, схватил мальчика за руку, и оба исчезли в толпе.

— Ну, когда же мы будем пировать, мой возлюбленный? — спросил богиня и улыбнулась так нежно, что Учай, подобно кузнецу, чуть не лишился сознания.

— Да начнется свадебный пир! — прохрипел он, вцепившись в руку своей небесной супруги так крепко, словно боялся, что вот отпустит ее — и она исчезнет.

И веселый пир начался, чтобы длиться всю ночь до рассвета. При первых лучах зари, когда те, кто еще стоял на ногах, радостно встречали солнце нового года, Зарни сыграл последнюю, лучшую песню. Трое учеников подыгрывали ему, запоминая на будущее слова. На этот раз вещий слепец не колдовал — просто пел. Или не просто? Его слова создавали видения новой жизни, где ингри — самый древний, мудрый и справедливый народ на земле — объединятся в единый кулак и отправятся бить врагов. Всех, кто мешает воцариться на земле правде; кто приходит в чужие дома и забирает добро… Одним словом, арьяльцев. Никто не подпевал, не было слышно воинственных возгласов — лишь грозное, свирепое сопение. И каждый, кто слышал эту песню, чувствовал себя готовым к великой войне во имя справедливости.

Глава 10. Небесная кровь

Загорелись прозрачным золотом облака в сумрачном утреннем небе. Солнце нового года всходило в сияющей дымке. Тихая, укрытая снегом Ладьва казалась крепко уснувшей до самой весны. Все отсыпались после празднества, угомонившись лишь под утро.

Киран быстро шагал через пустое торжище, погруженный в свои мысли. Никто не охранял его, никто за ним не следил. В другое время вельможа задумался бы — где все? Почему Учай настолько беспечен? Но сейчас все мысли Кирана были заняты кое-чем более важным.

«Если я прав — как знать, может, и письмо Джаяли было ненапрасным…»

Перед внутренним взором Кирана мелькали события прошедшей ночи. Явь и мороки совершенно перемешались у него в памяти, как, впрочем, и у всех, кто был на празднике. Как отличить правду от видений, насланных чародеем-гусляром? Что еще за черноволосая богиня явилась под конец обряда? Киран не рассмотрел ее в затянувшем берег дыму. «Должно быть, ряженая — уж слишком кстати возникла…»

Однако гибель воинов была вовсе не мороком! Считая околдованного маханвира, погибли пятеро. Киран попытался было поговорить с оставшимися воинами, объяснить, что он ни в чем не виноват… Но арьи отказались с ним разговаривать. Молча прошли мимо, собрались в общей избе, захлопнув дверь у него перед носом! Отвергли того, кому присягали на верность именем Исвархи! Клятвопреступники!

«Что ж, они сами себе враги, — думал Киран. — А ведь я мог бы помочь им спастись!»

То, что он сейчас обдумывал, касалось сестры Учая, рыжеволосой девчонки.

Поначалу Киран не обращал на нее никакого внимания, мельком отметив цвет волос, необычный для ингри. Девчонка появилась недавно и большую часть времени проводила с колдуном Зарни. Но вечером, на помосте, Киран невольно присмотрелся к соседке — и его как молнией ударило…

«Позволь обеспокоить тебя, Кирья… Ты ведь сестра повелителя?

«Почему ты спрашиваешь?»

«Просто думаю, как сестрой вождя ингри может быть сурья?»

«Не понимаю, о чем ты!»

«Конечно не понимаешь… Но ответь — должно быть, у вас с Учаем разные матери?»

«Я — дитя, посланное богами, — вздернув подбородок, ответила Кирья. — Толмай, глава рода Хирвы, воспитал меня как родную дочь. Матери своей я не знаю».

Она кинула на вельможу косой взгляд и добавила:

«Я слышала, ее убили арьяльцы».

«Если ты та, о ком я думаю, ты, возможно, и права», — подумал Киран, чувствуя, как сердце от волнения начинает колотиться быстрее.

«Сурьи — это и есть настоящие арьи, верно?» — неожиданно спросила девочка.

Киран аж поперхнулся.

«Кто тебе такое сказал?»

«Премудрый Зарни, мой учитель».

«Слепой гусляр взял тебя в ученицы?»

«Да. Он вещий, он знает все на свете!»

Больше Киран ни о чем не спрашивал сестру Учая. Целый рой мыслей и давних воспоминаний всколыхнулся в памяти, словно кто-то возмутил темные, спокойные придонные воды. Всю ночь он вспоминал, обдумывал, сопоставлял. Перед его глазами разворачивались свитки с допросами почти пятнадцатилетней давности…

И вот теперь он спешил к берегу Встающей Воды, словно на последний бой. Если предположения окажутся верными, значит среди множества ведущих к гибели тропинок он все же нашел путь домой.

* * *

— Премудрый Зарни отдыхает, ясноликий!

Путь к сходням перегородил долговязый Варак, слуга гусляра.

— Я тебя знаю? — прищурился Киран.

— Прежде недостойный раб служил в Лазурном дворце, — склонился Варак.

— Но как ты сюда попал?

— Остался после Великой Охоты, ясноликий! Меня бросили, посчитав мертвым. Когда повелитель Учай приказал вырезать слуг царевича Аюра, я успел спрятаться, а потом вещий Зарни взял меня под крыло…

«Так это Учай приказал убить свиту Аюра? Вот так новость! Надо будет поговорить с этим слугой…»

Мысли Кирана перебил голос Зарни, донесшийся с плота.

— С кем ты там распускаешь язык, Варак?

— Это я, почтенный гусляр, — громко ответил вельможа. — Киран, блюститель престола Аратты. Я пришел поговорить с тобой о лунных кочевьях и о небесной крови.

Варак уставился на ария с изумлением. А с плота после небольшой заминки донеслось:

— Проходи, будь моим гостем, блюститель престола…

Зарни выглядел смертельно уставшим — оно и неудивительно! Однако встретил Кирана вежливо, можно даже сказать — почтительно. Кирана усадили на мягкие шкуры, налили ароматной подогретой медовухи. Делая глоток за глотком, Киран ощутил, что грызущая его днем и ночью тревога чуть отступила. «Не время для отдыха!» — напомнил он себе. Вельможа глубоко вздохнул, отдал чашу слуге и заговорил:

— Дозволь спросить, из каких ты краев,