Шрифт:
Закладка:
Он миновал шесть лестничных проемов, застеленных красной ковровой дорожкой. На третьем этаже его подвели к приемной главы республики. Здесь также толпился народ – в строгих костюмах с галстуками, кожаные портфели. Все чего-то ждали. Какой-то команды, которой все не было.
Автоматчики остановились у двери в кабинет президента Карачаево-Черкесии.
Сопровождающий парень, не спрашивая всклокоченного секретаря, открыл дверь кабинета. Андрей зашел внутрь. В другом конце кабинета президент кавказской республики Владимир Магомедович стоял под портретом президента России Евгения Примакова. На краю длинного стола для совещаний угрюмо маячила полулысая голова Бориса Березовского и его друга-финансиста Бадри. Борис вскочил с места и торопливым шагом подошел к Андрею. Не здороваясь, сунул лист бумаги.
– Посмотри.
В алфавитном порядке стояли названия всех районов Карачаево-Черкесии. Против каждого указаны две цифры. Над первым столбиком стояла надпись «Березовский», над вторым «Якушев». Под «Якушевым» цифры были намного больше.
– Что это? – спросил Разин.
– Результаты опроса. До выборов восемь дней, а коммунист опережает меня на двадцать процентов!
Лицо Березовского побагровело, он пнул стоящий рядом стул и закричал:
– Сколько я денег вбухал! Сколько наличных раздал всем этим людям! Какого черта надо еще?
– Опросы могут не совпадать, – виновато промямлил президент.
– Не совпадать? – продолжал орать Борис. – А кто должен сделать так, чтобы совпадали? Второй месяц по аулам ездят лучшие люди страны! Никита Сергеевич лично встречается с черкесами и карачаевцами. Лезгинку для них только не танцует, а им всё коммуниста, голодранца, подавай!
– Борис, успокойся. Говорил тебе баллотироваться в Еврейской автономной. Какого хрена сюда приперлись? На дороге сэкономить для всего паноптикума? – Бадри угрюмо смотрел в стол.
– Что за жаргон – паноптикума! Ты как смеешь называть уважаемых людей какими-то пауками!
Березовский продолжал орать и нервно крутить головой. Как понял Андрей, на его крики уже никто не реагировал. Видно, привыкли.
– Зачем так говоришь, «пауки»? Все накормлены. Есть вино, есть где жить. – Бадри поднял вверх правую руку с растопыренными первым, указательным и средним пальцами.
В последнее время Бадри все чаще вспоминал, что он грузин. Появился акцент и жесты, вреде этого – с тремя пальцами.
Разин молчал. Ему казалось, про него забыли. Борис и Бадри, как видно, продолжали давно начатый спор и не могли остановиться.
– Всё ОРТ здесь. Никита Сергеевич бросил дела, примчался. Ни на что не жалуется, – продолжал Бадри, пока Березовский молча вышагивал вдоль стола. – Все кушают в местных ресторанах. ВИПам лучшие грузинские повара готовят стол, грузят на Ту-154, и везем в Минеральные Воды. Разгружают и через полчаса здесь, в Черкесске. Горячее всё.
Березовский остановился, с удивлением посмотрел на старого друга:
– Какой самолет, что горячее?
– Еду для Никиты Сергеевича, Кости Эрнста и всех наших готовят в Тбилиси, в ресторане «Цисквили». В термосах везут в аэропорт и бегом на самолете в Минводы. Через два часа кушают. С тбилисским ансамблем. Поют, как положено.
Березовский врос в пол кабинета. И вот – его руки затряслись, он схватился за голову, сел на стул и поджал под себя ноги. Из-за дверей кабинета слышался гул разговоров. На лысину Бориса села муха, но он на нее не среагировал. Наконец медленно поднял голову и с каким-то бессилием обратился к Андрею:
– Андрюша, дорогой, ты видишь, что творится. Им шашлыки прямо из Тбилиси с «Ткемали» и «Сацибели», им настоящее «Киндзмараули» бочками прямо из Тбилиси. А они… – Борис вновь обхватил голову руками.
– Борис Абрамович, я вам зачем нужен? – все же поинтересовался Андрей.
Березовский устало поднялся со стула и подошел к Разину.
– Привет! Садись, – он кивнул на стул, веко его левого глаза заметно дергалось.
– Получается, вы проигрываете коммунисту на выборах в Госдуму. Почти двадцать процентов, это достоверно? – спросил Андрей.
– Достоверней не бывает. Остается восемь дней. Мой последний шанс. Дальше хоть в петлю. Владимир Магометович сказал, только ты можешь выправить ситуацию. Тебя здесь будто бы знают и очень доверяют, – начал ласково заплетать слова Березовский.
– Так я здесь родился. Это моя первая родина, – Андрей понял, что петь не придется и можно хорошо вытрясти из этих людей.
– Давай думать, я в долгу не останусь, – словно прочитал его мысли Береза.
– Да вы не торопитесь. – Андрей огляделся, взял стоящий на столе графин с водой и наполнил стакан. – Борис Абрамович, водички попейте, полегчает. Чего-нибудь придумаем. Это не Михаила Сергеевича заставить выбрать себя. У вас случай проще.
– Андрюша, не мочите мне рога! Извиняюсь за грубость.
– Я в Карачаево-Черкесии провел детство. Здесь был мой первый детский дом для самых малолеток. Сколько концертов бесплатных делал. Даже не знал, что в Тбилиси делают шашлыки. Меня и без них здесь любят и уважают.
После этих слов Борис улыбнулся. Бадри, напротив, метнул в его строну жесткий, колючий взгляд.
– Здесь половина населения русские. Почти все набожные. С какого-то перепугу верят коммунистам, – продолжил Андрей.
– И… – Березовский выпил наконец воду и уставился на Андрея.
– Борис Абрамович, выход есть. Надо вас срочно покрестить.
– Что ты несешь? Что ты несешь? – Возникший было в его глазах огонек надежды вновь затух. Он тяжело вздохнул.
– Борис Абрамович, я смогу уговорить православных голосовать за вас только в одном случае, если буду вашим крестным отцом и вас покрещу. Только держать в тайне. Расскажу об этом по телевидению перед днем молчания. За три-четыре дня до этого во всех новостях надо будет напоминать, что в двадцать один час в пятницу будет важное правительственное сообщение. Смотреть будут все.
– Но я не могу! Я гражданин Израиля!
– Борис Абрамович, тогда я вам не помощник. Другого варианта не вижу, поехал домой. – Андрей встал со стула и направился к двери.
– Сядь! Да подожди ты, сядь! – Березовский тоже вскочил со стула. – Андрей, это единственный выход?
– Единственный.
– Как это будет происходить?
– Не бойтесь, обрезания у нас не предусмотрено. Главное, снять всё на камеру и пустить после моего обращения к народу в пятницу. Это станет шоковой новостью для Карачаево-Черкесии.
– Ну хорошо, давай вызывай телекамеру, это единственный выход. Я согласен. Когда?
– Прямо сейчас. Ехать сорок минут. Недалеко. Только без охраны, а то батюшка помрет. Он мой должник – я церковь построил и его туда определил.
– Едем! – Он приложил руку к пиджаку, где был внутренний карман. Залез в него и
