Мою грудь покинул ностальгический вздох, за которым последовала грустная реплика:

— Эх, были же времена, а теперь меня, того и гляди, накуканит перевертыш или отец маркизы Меццо, ежели с ней что–то случится.

Настроение резко упало. Однако я решительно шмыгнул носом и продолжил свой путь.

Вскоре я пробрался в башню, замёл все следы и доковылял до своей комнату. Там разоблачился и лёг спать, распространяя вокруг себя насыщенный запах перегара.

Уснул я крайне быстро, будто обухом топора по голове дали. Но и проснулся так же резко. Мой невинный сон нарушили какие–то скрежещущие звуки. Я со стоном распахнул пудовые веки и уставился на дверь. Нет, звуки доносились не из коридора, а из–за…

Я быстро повернул голову в сторону окна и скривился от омерзения. В свете луны на карнизе сидел Фауст и методично проводил когтями по стеклу с рунами. Он–то и вызывал те самые скрежещущие звуки, от которых у меня аж зубы заломило.

И химер не прекратил терзать мой слух, даже когда увидел, что я проснулся и вскочил с кровати. Вот же гад!

Я поспешно открыл окно и прошипел:

— Ты чего тут делаешь, лысый? И как ты столько пролетел?

— Иногда удобно быть сшитым из кусков мёртвой плоти, не знающей усталости, — философски заметил Фауст своим скрипящим, точно несмазанные петли, голосом. — А чего это от тебя тянет перегаром? Пьянствуешь?

— Нет. Просто душа перегорела, — огрызнулся я, досадливо поморщившись. Химер всё расскажет Люпену, а тот точно сделает мне втык, дабы я больше даже не смотрел на спиртное. — Так чего ты припёрся? Случилось чего?

— Случилось, — ухмыльнулся Фауст и с любопытством посмотрел в сторону кровати. Из–под неё мгновение назад стало доноситься возмущённое попискивание крысы. — Кто это у тебя там?

— Никто. Рассказывай, что случилось.

Но гадский химер проигнорировал мою реплику. Он спрыгнул на пол и скользнул под кровать. И уже оттуда раздались его вопросы:

— Ты завёл себе крысу? И как назвал?

— Эдуард, — нехотя сказал я и услышал противный смех химера.

— Похож, — оценил Фауст, когда отсмеялся и вылез из–под кровати. На его лысой влажной бледной коже красовались клочки паутины и россыпь прилипшей пыли.

— Так что случилось? — уже со злыми нотками в голосе спросил я химера, от которого привычно пахло формальдегидом.

— Явился–таки в особняк твой перевертыш, — наконец–то разродился Фауст и запрыгнул на подоконник. — Он в служанку Бетти перекинулся. Вечером она пошла в богадельню, относить беднякам пирожки, оставшиеся после ужина. А вернулась уже не она. Одежда и внешность те же, но Бетти была уже не Бетти. Однако я смекнул, что случилась подмена, и сразу шасть к барону. А тот приказал всем нам действовать по плану. Мы, значится, заманили перевертыша в гостиную и попытались взять его живьём. Но куда там… у него оказалась феноменальная защита от магии. Притом что защитных амулетов у перевертыша на виду не имелось. А уж силища у него оказалась, как у матерого паладина. Он выбил плечом оконную решётку и выпрыгнул с третьего этажа! Упал на четыре конечности, как кошка, и на них же побежал по улице! Фонарщик, менявший перегоревшую лампочку, чуть не сверзился с лестницы, когда мимо него на четырёх мослах промчалась пожилая женщина, чей зад был выше головы! Ты бы видел его глаза!

— Гы–гы! — глупо гоготнул я и поспешно закрыл рот ладонью, а то ещё перебужу соседей.

— Но в отличие от фонарщика Люпен остался в восторге от встречи с этим существом, — продолжил Фауст, глянув в чуть–чуть посветлевшее небо. — А вот Эдуард — нет. Перевертыш зацепил его когтями.

— Насмерть? — с надеждой выдохнул я, сжав пальцы в кулачки.

— Нет.

— Жаль, — огорчился я и поджал губы. — А что наш доморощенный некромант и Вероника? Они не пострадали?

— Не пострадали. Правда, оба потратили весь свой магический резерв. Зато они помогли барону попасть из револьвера в перевертыша. Пуля вошла неглубоко. Но на подоконнике всё же осталась его кровь. Люпен бережно собрал её в пробирку и теперь изучает под микроскопом. По–моему, он этой ночью даже спать не ляжет. А перед мои отлётом сюда, он наказал мне передать тебе, чтобы ты был осторожен. Однако в первую очередь ты должен думать о защите маркизы Меццо, а не о перевертыше. Ежели с ней что–то случится, то её батенька ополчится против барона. И тогда нам всем придётся ой как плохо.

— Да это ясно как божий день, — невесело промычал я, исполосовав лоб морщинами. — На этом всё?

— Нет. Ещё барон приказал тебе не использовать твои… настоящие способности. Ежели только в крайнем случае, — строго выдал Фауст, словно его мёртвыми устами говорил сам Артур Люпен. — Ты прекрасно знаешь, что малейшая ошибка может обернуться для тебя потерей свободы. Это так барон сказал. А вот я считаю, что тебе не стоит скрывать свою истинную сущность…

— Проваливай, корыстная ты морда! — рыкнул я на химеру. — Всё о комнате моей грезишь? Хрен тебе!

Фауст злобно заурчал и посмотрел на меня сощуренными глазами. Но в мой кадык он не вцепился. Химер оттолкнулся лапами от подоконника, заработал крыльями летучей мыши и взмыл в небо.

Я хмуро глянул ему вслед, закрыл окно и завалился на кровать.

Но сон не шёл ко мне. Его перебивали возникшие в голове мысли. Перевертыш. Что же это за сукин сын такой? Откуда он взялся и на кой чёрт ему «рука»? И ещё бы хорошо точно узнать, что это за «рука» такая. Действительно ли она могучий артефакт или просто безделушка, которая дорога перевертышу, как память о любимой бабушке? Да и что теперь будет делать перевертыш? Снова полезет в особняк или будет выжидать удобного момента, дабы припереть меня к стенке и выбить ответы?

Я принялся усиленно размышлять над этими вопросами, перебирая в голове множество вариантов: от самых жоподробительных и до тех, в которых перевертыш убивает Эдуарда, а потом мы все живём долго и счастливо.

И вот под хоровод таких мыслей я и не заметил, как заснул.

Благо, на этот раз мне удалось проспать до самого утра.

Очнувшись, я вскочил с кровати, привёл себя в порядок, отзавтракал в столовой и вместе с Васькой и Пашкой отправился грызть гранит науки.

Однако по пути Ёж оставил нас. Он учился в другой группе, поэтому громила свернул в один из коридоров первого этажа. А мы с Василием бодро поднялись на второй этаж и сквозь поток мельтешащих студентов двинулись к нужной нам учебной аудитории, в которой будет проходить практическое занятие.

Через несколько метров показались гостеприимно распахнутые двери аудитории. Но напротив них, возле стрельчатого окна, обнаружился барон Леопольд Громов. Он спиной ко мне стоял в обществе двух наших одногруппников. Один из них был дворянином средней руки, а другой — простолюдином. И вот как раз простолюдин заметил наш дуэт и что–то торопливо шепнул барону. Тот величаво обернулся и повелительным взмахом руки поманил меня к себе.