Наконец наступила развязка долгой гражданской войны (1369). Войска Генриха осадили Толедо. Евреи вместе с христианским населением отчаянно защищали город, претерпевая все муки голода[35]. Но теперь они сражались уже за проигранное дело. В марте того же года Генрих одержал решительную победу над своим противником у Монтиеля. Встретив ненавистного ему Педро, Генрих воскликнул: «Вот этот иудей, сын блудницы, называющий себя царем Кастилии!» По требованию вождя французского отряда он велел обезглавить несчастного короля. Узнав об этом, папа Урбан V сказал: «Верующие могут только радоваться смерти такого тирана, который возмутился против церкви и покровительствовал евреям и сарацинам».

§ 35. Успехи клерикальной реакции

Достигнув власти, Генрих II (1369-1379) стал мстить евреям за их приверженность к Педро тем, что взимал с еврейских общин, уже разоренных во время междоусобицы, новые контрибуции. Взыскание контрибуции сопровождалось в Толедо возмутительными насилиями: продажей последнего скарба бедняков, тюремным заключением, пытками и даже продажей в рабство неимущих плательщиков. Клерикальная партия и дворянство могли теперь с большим успехом, чем прежде, осуществлять свой план социальной деградации еврейства. Собравшиеся в Торо кортесы (1371) требовали следующих мер обуздания «дурного и дерзкого племени»: не допускать евреев к почетным должностям при короле или грандах, не отдавать им откупа налогов и пошлин, заставлять их жить отдельно от христиан и носить установленный знак на верхнем платье, запретить им появляться на улицах в дорогих одеждах, ездить верхом на мулах и называться христианскими именами. Король удовлетворил некоторые из этих требовании: он запретил евреям называться христианскими именами и обязал их носить отличительный знак на одежде. Последнее распоряжение было особенно тяжело для кастильских евреев, привыкших к некоторой гражданской свободе, и они, по-видимому, не подчинились ему. Генрих II причинил также материальный ущерб евреям-кредиторам, освободив их христианских должников от уплаты одной трети заемного капитала.

Дальше, однако, король не шел в своих репрессиях. Он слишком хорошо понимал важную роль евреев в экономической жизни страны, чтобы допустить их до бесправия и полного разорения. Вдобавок он, как и его предшественники, нуждался в услугах еврейских финансовых агентов. На протест кортесов против назначения евреев на должности по финансовому ведомству он возражал, что идет по стопам своего родителя Альфонса XI и его предков, державших на государственной службе евреев. Генрих II назначил генеральным сборщиком податей в Кастилии севильского еврея Иосифа Пихона; другой образованный севильянец, Самуил Абраванель, имел также значительное влияние при дворе.

Было ли от этого легче еврейской массе? Еврейские сановники в Испании давно уже утратили добродетели своих славных предшественников, вроде Хасдан ибн-Шапрута и Самуила Ганагида. Новые сановники заботились главным образом о том, чтобы жить богато, наряжать своих жен и детей и вообще уподобиться кастильским грандам. Они не замечали, что таким поведением они только возбуждают зависть и ненависть в христианском населении, которое говорило: «Вот как евреи обогащаются, скоро они превратятся в грандов!» Быстрое обогащение отдельных лиц, достигавшееся не всегда честными путями, ставилось в вину всей еврейской массе. Вот как изображает тогдашнюю денежную аристократию писатель следующего поколения, Соломон Алами, в своем «Обличительном послании» (Igeret ha’mussar, 1415 г.): «Нечестно жили многие представители нашего общества, знатные, игравшие роль вождей (еврейства) при дворах королей. Короли возвышали их, назначали на царскую службу и отдавали в их руки ключи от своих сокровищ, а эти богачи возгордились, забыв прежнюю бедность и унижение. Они стали строить себе дворцы, запрягали в свои карета больших и красивых мулов, жены и дочери их стали одеваться как знатные дамы и блистать своими нарядами. Эти люди относились с презрением к науке, труду, ремеслу, а возлюбили безделье, чванство и блеск... Они завидовали друг другу, клеветали друг на друга перед королями и вельможами, не замечая, что сами себя губят этим и что горький конец ждет их... Маленьких же людей они обирали и грабили. Они думали только о том, как бы с себя сбросить бремя податей и возложить его на бедных. Своим поведением они уронили свое достоинство в глазах врагов, которые задались целью свалить их и изгнать с позором из дворцов королей и вельмож».

Это честное свидетельство современника бросает свет и на прежнюю судьбу еврейских царедворцев, и на новую трагедию, героем которой сделался главный сборщик податей Иосиф Пихон. Если прежние финансисты, вследствие придворных интриг или действительных злоупотреблений по службе, теряли доверие королей и кончали жизнь в тюрьме, то Пихон погиб от рук самого еврейского общества. Непопулярность Пихона среди его соплеменников была, вероятно, вызвана жестокостью его агентов по сбору податей, в особенности при взимании упомянутых военных контрибуций. Враги Пихона донесли королю Генриху, что главный сборщик присваивает себе казенные деньги. Король велел арестовать своего финансиста и наложить на него огромный штраф, но вскоре простил его и поставил на прежнюю должность. Тогда Пихон из мести учинил какой-то донос на еврейское общество. Узнав об этом, раввинский суд в Севилье, где Пихон числился членом еврейской общины, признал его «малсином» (предатель, доносчик) и, на основании предоставленной общине автономии, приговорил виновного к смерти. Это было в год смерти покровителя Пихона, Генриха II. Новый король Иоанн I короновался в Бургосе, когда ему подали для утверждения приговор раввинского суда. Не успев вникнуть в дело, король подписал приговор. В сопровождении уполномоченных раввинского суда полицейские агенты в Севилье явились в дом Пихона и убили его на месте. Узнав потом о подробностях самосуда и выслушав объяснения сторонников Пихона, король велел казнить еврейского судью и отрубить руку севильскому алгвасилу, полицейскому агенту, виновному в убийстве.

Случай этот имел и общие последствия. Король Иоанн отнял у раввинов право разбирать уголовные дела и приговаривать членов своих общин к смерти, изувечению или изгнанию. Этого требовали кортесы в Сориа (1380). Кортесы в Вальядолиде настаивали еще, чтобы у еврейских общин отнято было также право иметь свой собственный гражданский суд и выборных судей, алкалдов, но король отказался наложить руку на эту основу еврейской автономии. Он отклонил также ходатайство о запрещении евреям заниматься кредитными операциями и об отказе кредиторам в судебной защите по искам их к христианам. За то король вынужден был уступить дворянско-клерикальной партии в требовании, которое было отклонено его отцом Генрихом: он согласился впредь не назначать евреев на должности финансовых агентов или откупщиков податей (1385). С тех пор при кастильском дворе действительно стали реже встречаться евреи в звании «алмохарифов». Некоторые уступки сделал еще Иоанн духовенству: он запретил евреям жить в одних