Я осекаюсь. В моем голосе укор, который поздно прятать, но Старшая выдерживает его стоически, глядя мне прямо в глаза.

– Может, и надо было, – отвечает она. Ее речь начисто лишена всяких оттенков. – Но как бы ты это делал? Подставился бы вместо него? – Она невесело усмехается, заметив, как я протестующе надуваю щеки. – И не надо говорить, что я утрирую: у тебя же подставиться вместо кого-то – любимый способ помощи. Ты сначала заграждаешь другого собой, а уже потом думаешь – и то, если повезет, – как будто для тебя не существует последствий!

И хочется поспорить, но не берусь. Крыть-то нечем, Старшая права. Это – то немногое, чем она попрекает меня за дело.

Пока я думаю над собственным поведением, она снова берет меня за руку, которую я сам не заметил, как освободил.

– Ты, наверное, меня винишь теперь в том, что случилось, – подавленно говорит она. – Может… не знаю, может, я действительно виновата. – Полумесяц ее губ устремляет рожки вниз, и я понимаю, каких усилий ей стоит произнести эти слова. Старшая очень не любит признавать вину, даже если сама верит в нее. – Но я испугалась за тебя и решила убедить тебя не рисковать, хотя догадывалась, что может случиться. Хреновый из меня, видимо, напарник. Нечестный.

Выпрямляюсь. Слова Старшей кажутся отрезвляющей пощечиной, и чувство вины магическим образом перекидывается на меня.

– Не надо так говорить. Ты ни в чем не виновата. Эту проблему должен был решать я, а не ты. У меня ведь с первого дня чувство, что я Пуделю… вроде как, должен. А я, получается, отпустил его в лапы Холода и ничего не сделал, чтобы его спасти. Хотя я тоже подозревал что-то нехорошее. Совру, если скажу, что это не так. Надо было предпринять что-то, а я… просто не стал.

Противные мерзкие слизняки самоуничижения наползают на меня, готовые облепить полностью. Я апатично сижу и не сопротивляюсь. Рассекающий меч серьезных слов сбрасывает с меня целую кучу этих слизняков, прорубая дорогу в реальность.

– И как бы ты себя чувствовал, если б спас, а потом вынужден был постоянно за ним следить? – спрашивает Старшая.

Представляю себе эту ситуацию, и меня коробит. Самооценка падает на еще одну ступеньку ниже, когда я осознаю, что моего хваленого геройства хватает только на разовые акции.

– Я понимаю тебя, – говорит Старшая, прочитав на моем лице подтверждение своим догадкам. – Я бы тоже такого не хотела.

– Мне бы тогда кличку поменять, – бурчу я.

– Вовсе нет, – не соглашается Старшая. – Ты хочешь жить своей жизнью и самостоятельно выбирать, когда помогать другим, а не быть подвязанным под кого-то насильно. Разве это плохо?

Удивленно разглядываю ее серьезное лицо. То, что она сказала, кажется очевидным и простым, но почему-то очень тяжело оседает в моей душе. Не могу понять, можно ли в самом деле не осуждать себя за такое. Мне почему-то кажется, что нельзя, но я искренне хочу восстать против этого убеждения. Часть меня мечтает сбросить с себя ответственность и больше не переживать о чокнутом парне, которого бы все равно утащил Холод, что бы я ни делал. И эта часть оказывается сильнее, чем я думал, потому что ей это почти удается.

– Спасибо, – дрожащим шепотом говорю я. – Спасибо, что рассказала это. Иначе я бы поверил, что схожу с ума.

– Ты не сходишь с ума, – повторяет Старшая. – А насчет Пуделя… мы все равно уже ничего не изменим. Ты ведь это понимаешь?

– Понимаю.

Кто-то, узнав такую правду, пожелал бы вернуться в прошлое с полученными знаниями и все исправить. Наверное, этого захотел бы настоящий герой, а меня от мысли прошибает холодный пот. В таком случае я встал бы перед выбором, к которому совершенно не готов, и тогда точно двинулся бы мозгами.

От этой мысли хочется сбежать, и Старшая видит это, но интерпретирует по-своему.

– С тобой все будет нормально, – говорит она напоследок, вставая и готовясь уйти. – А теперь отдохни еще, ладно? Майор говорил, что завтра тебя выпишут.

Глава 28. Меньшее из зол

СТАРШАЯ

Старшая выходит из лазарета и останавливается на крыльце Казармы. Майор ждет ее там, задумчиво сминая пальцами сигарету.

– Уснул?

– Да. Правда, не сразу, – мрачно говорит Старшая и прислоняется спиной к стене. С интересом смотрит на сигарету и кивает. – Если попрошу закурить, не дадите?

– Этого еще не хватало! – ворчит Майор.

Старшая улыбается, и он возвращает ей улыбку. Уже через секунду его взгляд тускнеет, и он качает головой.

– Уверена, что такая версия его устроит?

Старшая пожимает плечами и скрещивает руки на груди.

– Не знаю. Но так он хотя бы не будет считать себя сумасшедшим. Это лучше, чем ничего.

– Как посмотреть, – сомневается Майор и поджигает сигарету.

– Ему просто надо успокоиться! – восклицает Старшая. По ее тону Майор понимает, что она будет защищать эту версию слишком яростно. Аргументы бесполезны. Будь мальчику хуже, он настоял бы на своем, но пока отдает все на откуп Старшей.

– Хорошо. Но если будут еще тревожные сигналы…

– С ним все будет нормально! – перебивает Старшая, отталкиваясь от стены. Сейчас она напоминает рвущуюся с цепи сторожевую собаку, заметившую нарушителя на хозяйской территории. Майор не находит нужным спорить с ней и мысленно капитулирует.

Некоторое время они молчат. Сигаретный дым и пар дыхания туманят ранние сумерки.

– Можно я переночую в лазарете сегодня? – нарушает тишину Старшая.

– Если хочешь, – кивает Майор.

Она не дожидается дальнейших указаний и уходит в темноту Казармы. Единственная ученица, которая не боится этого места. И единственная, кто сюда никогда не попадет.

Глава 29. Завиральные идеи

СПАСАТЕЛЬ

Странно осознавать, что время людей, живущих в одном месте и связанных одним графиком, может течь по-разному. Мое, кажется, бежит быстрее, чем у остальных. Меня часто пытаются притормозить – то друзья, то Старшая. Говорят, я все время куда-то спешу. И мне нечего им возразить, потому что я и вправду спешу. Пытаюсь успеть за невнятной и изменчивой школьной программой, быстро бегу в столовую со звонком, быстро возвращаюсь из нее. Меня не покидает чувство, что у меня мало времени. А остальные живут так, будто у них есть все время мира.

На краткий период и у меня получилось так жить, но за это пришлось тяжело расплатиться: я чуть не лишился части своих воспоминаний, и это напугало меня. Понятия не имею, как время и воспоминания могут быть связаны, но, похоже, связь все-таки есть. Как только я ее нащупал, я сделал выбор,