Плюнув, Пашка влез в футболку, нацепил поверх толстовку – мерзнуть, как вчера, не хотелось. Выглянул из домика: рядом точно никого, только окошко у сторожей светится. Они-то не спят, но там ли Карик?

Стройка утонула в тишине, хотя и не полной: деревья плавно шептались на ночном ветерке, еле слышно гудел фонарь у будки охранников. Но Пашка был бы рад услышать голоса или топот, что угодно, лишь бы не чувствовать себя таким одиноким и уязвимым. Пусть он и знал наверняка, что рядом целая толпа людей, однако сейчас, в темноте, глядя на сплошную стену берез и лиственниц за забором, как никогда ощущал себя мелким и беспомощным. Отчего-то вспомнился вчерашний сон.

Проклиная Карартыняна на чем свет стоит, Пашка хотел уже зашагать к охранникам, но чисто машинально глянул в сторону ворот и замер как вкопанный.

Свет от прожектора еле дотягивался до въезда, однако даже в тусклом ореоле хорошо различалась темная фигура, притаившаяся на дороге. На том же самом месте, что и днем. А с этой стороны, прямо перед воротами, маячил еще один силуэт – низкий и щуплый.

«Карик, твою мать…»

Паша сжал кулаки и быстро зашагал к забору. Грязь хрустела под ногами, звук собственных шагов отдавался в ушах гулким эхом. Казалось, что по сторонам, справа и слева, из лесной чащи на него смотрят десятки глаз, следят, ждут, когда он подберется поближе, и тогда…

Пашка остановился. Сердце забилось как бешеное. Карартынян, если это был он, наверняка услышал его, но даже не шелохнулся. Тот, за забором, – тоже, но Пашка всем нутром чувствовал его буравящий взгляд.

«Лучше позвать. Если не отзовется – бежать к охране».

– Карик! Эдик! – позвал Пашка не особо громко. Двое у ворот его точно услышали бы, но будить вообще всех он не собирался. Да и отчего-то страшно было кричать во весь голос.

Фигуры не сдвинулись.

– Черт…

Паша не знал, что делать. Идти к воротам жутко, поворачиваться к этим спиной – тоже. Но не стоять же тут всю ночь!

Развернувшись, он все-таки поспешил к охране, шустро переставляя ноги и запинаясь на ходу. Если сзади раздастся хоть малейший шорох… Кожа на спине покрылась льдом, внутренности сжало в комок.

Он не сразу заметил, как ему навстречу выполз заспанный Серега. Тот посветил в лицо фонариком:

– Ты чё это?

– Я… Там… – Язык заплетался, во рту пересохло. – Короче, там опять… У ворот. Стоит кто-то.

Серега поглядел подозрительно, но потом кивнул:

– Ну, пойдем посмотрим.

Вместе они двинулись обратно. Охранник с фонарем шел впереди, Пашка поспевал за ним.

– Ты его как увидел-то? Не спится, что ли?

– Да я… Там Карик. То есть Эдик. Я проснулся, а его нет.

Сторож бросил через плечо усталый взгляд, покачал головой:

– Ну и странный вы народ…

Пашка уже испугался, что у ворот никого не будет и Серега разозлится, но оба силуэта до сих пор проглядывались в смутном луче прожектора. Охранник прибавил шагу.

– Эдик, ты там, что ли?

Клинышек света от фонарика уперся в лицо ближней фигуре. Пашка облегченно выдохнул – и вправду Карик. Но какой-то отстраненный. Во все глаза пялится на дорогу, нервно теребя пальцами рубашку. Рот приоткрыт, точно собирается заговорить, но никак не решится.

На окрик Сереги лингвист не отреагировал, а когда тот похлопал его по плечу, вздрогнул и клацнул зубами.

– Ты чего? – глупо спросил он охранника.

– Это я тебя должен спросить. Ты чё ночью шляешься?

– Я?.. – Карартынян судорожно огляделся. – А… Да это. Заснуть не мог, а тут ворота гремят. Ну и я пошел. Посмотреть.

Серега поскреб подбородок:

– Ну-ну.

Оставив Карартыняна, он направил луч за забор – свет скользнул по фигуре на дороге, но резко метнулся вниз. Пашка не успел ничего рассмотреть. Только что-то серо-розовое и бесформенное мелькнуло на периферии.

Серега ругнулся. Его рука слепо ткнулась к кобуре на поясе, пальцы расстегнули застежку.

– Так, парни, топайте отсюда, – сказал он серьезно. – Ну? Идите уже, с этим сам разберусь. Топайте, говорю!

– Твоих позвать?

– Сам позову, рация мне на что? Валите уже, ну!

Эдик зло сощурился, но отвечать не стал, а просто побрел обратно к дому. Пашка припустил за ним. Позади затрещала рация, Серега что-то глухо проговорил.

– Ты чего не отзывался, зараза?! – прошипел Пашка. – Я ж тебя звал!

– Чё? Не слышал я ничего. Отстань, студент.

Вместе юркнули в домик, Паша сразу залез под одеяло – скинул только толстовку и ботинки. Карартынян долго возился, шуршал одеялом, но все-таки улегся.

Сон упорно не шел. Пашка все вспоминал непонятное пятно, смутно мелькнувшее, когда Серега посветил на забор. Тот тип днем был в серой куртке, а здесь… Тоже сероватое, но как будто на этот раз мужик высоко закатал рукава. Что за чушь? И почему Серега так всполошился? И Карик точно брешет – ну не мог он не слышать! И стоял там, как дурак, слишком долго – разговаривал с этим, что ли? Странно.

Под утро Пашку таки сморило, но встал он разбитым и не выспавшимся. Михаил Петрович ковырялся в рюкзаке: вытаскивал свертки носков, свитер, пенал с ручками, блокноты – искал сумку с таблетками. Карартыняна и след простыл.

Но не успел Паша размяться и сонно поплестись к умывальнику, как их лингвист ввалился внутрь, ошалело сверкая очами:

– Парни, у нас беда. Серега пропал!

V

– Ну не в лес же он убежал, в самом деле!

Когда Пашка выполз из домика, прикрывая глаза от солнца, вся стройка бурлила, точно разворошенный медведем муравейник. Володя поставил на ноги всех, кричал, ругался и выпытывал.

Заметив Пашу и Карартыняна, охранник бросился к ним – выглядел он так, будто повяжет обоих, не задавая лишних вопросов.

– Ночью слышали что-нибудь? – спросил он, пожевывая губу.

Карартынян пожал плечами:

– Я дрых как суслик, Володь.

Пашка оторопел. Это еще что за новости? Эдик врал с таким невозмутимым лицом, словно на самом деле проспал всю ночь. У него и раньше такое неплохо выходило, лиса он все-таки, но сейчас-то? Человек же пропал!

– Ты чё, Карик? Ты… ты совсем?.. – Многое хотелось выдать, но слова не шли на язык. – Мы же вместе его ночью видели! И ты не сказал никому?

Володя выпучил глаза, его рука скользнула к кобуре, прямо как у Сереги ночью, но в последний момент остановилась. Пашкино сердце пропустило пару ударов.

– Где… Где вы его видели? – проговорил Володя медленно, но это спокойствие явно давалось ему с трудом. – Эдик, если ты мне врешь – я за