Шрифт:
Закладка:
Балтийское море становится ареной непосредственных контактов нескольких крупных этнических массивов: германцев, славян, балтов, финнов, саамов (засвидетельствованных для этой эпохи среди финского населения в обширных анклавах близ северо– и юго-восточного побережья Финского залива). Все эти массивы соприкасаются на Балтике периферийными областями своих основных ареалов. Внутренние связи каждого из этих массивов простираются далеко во всех направлениях через Европейский континент. Переселения готов завершились во Франции, Испании и Италии, славяне заселили всю западную часть Восточно-Римской (Византийской, Ромейской) империи, а в степях соприкасались с кочевыми тюркскими и иранскими народами (аварами, аланами и др.); финны и саамы связями с родственным населением достигали приполярных областей побережья Северного Ледовитого океана, Зауралья и Западной Сибири. Балтика становится узлом средоточия этих трансконтинентальных связей.
1.5. Европейский Север в середине I тыс
В первой половине I тыс. Скандинавия занимала своеобразное положение исходной и притом периферийной области обширного и динамичного мира германских культур римского времени, уходящих корнями в середину I тыс. до н. э., к ясторфской культуре Северной Германии и Дании (Todd, 1975: 21). На протяжении тысячи лет в недрах этого мира шло постепенное и неуклонное формирование германской этнической общности, северную ветвь которой составили скандинавы.
Миграции II в. до н. э. – IV в.н. э. вели, с одной стороны, к консолидации и доминированию в Европе германского этноса; в середине I тыс. (в III–V вв.) в пантеоне языческих германских племен на первое место выдвигается культ Одина (Вотана), появляются династии «воданических королей» франков, лангобардов, англов и саксов (Селицкий, 2002: 54–59). С другой стороны, по мере развертывания римско-германского синтеза эти варварские королевства одно за другим становятся христианскими: вестготы – в 370 г., свевы – в 448–456 гг., вандалы с аланами были христианами-арианами еще до появления в Африке в 429–435 гг., бургунды и остготы, также ариане, были признаны римским папским престолом сыновьями церкви в 460-х гг., франки Хлодвига крестились в 498–506 гг. (Корсунский, Гюнтер, 1983: 54–144). Войны императора Юстиниана в 530–550-х гг. в значительной мере восстановили территориальную целостность и авторитет христианской Империи. Правда, в 566 г. очередная волна германцев, лангобарды, овладели Северной Италией, вытеснив оттуда византийцев (Randsborg, 1991: 14–15).
Европейско-христианская стабилизация середины VI в. была приостановлена новой волной кочевых народов, авангардом степных тюрок, аваров. Разгромив позднегуннские племена Причерноморья, авары (впервые принесшие в Европу саблю и стремена, то есть принципиально новую тактику конного боя) в полной мере наследовали авторитет и могущество Гуннской державы Аттилы вместе с основной ее территорией в Паннонии (Артамонов, 1962: 109–114). С 560-х гг. могущественный Аварский каганат успешно соперничает с Ромейской империей и молодой Франкской державой, подчинив значительную часть славянских племен, продвигавшихся из Восточной Европы на Балканы и к Балтике. Авары овладели центральными торговыми коммуникациями Средней Европы. Север Европы в значительной мере оказывается отрезанным от континентального германского мира.
Рис. 12. Норвежское поселение IV–VI вв. в Рогаланде. Реконструкция А. Хагена
«Туле» Прокопия Кесарийского, грекоязычного византийского историка середины VI в., столь же таинственный и легендарный край, что и «Скандза» его современника Иордана. Остров в океане, в 10 раз больше Британии, где на северной окраине, в краю адогитов, солнца не видно на протяжении непрерывных 35 зимних ночей. Иордан сообщает о 40 днях и ночах непрерывного лета и 40 – непрерывной зимы. Южнее адогитов обитают скререфенны, далее суеханс, с превосходными лошадьми (как у тюрингов, сравнивает византиец с более знакомыми областями Германии). Эти обитатели «Острова Туле» (Фуле) торгуют черной пушниной (sappherinas pelles) с римлянами (Прокопий, 1950; Иордан, 1960: 69, Getica, 20–22). «Сапфериновые меха», сине-черного отлива (Скржинская, 1960: 192, коммент. 55), может быть, указывают на добычу соболя, хотя биологические и языковые данные связывают наиболее ранний промысел этого пушного зверя с пространствами Восточной Европы (а в дальнейшем – русской Сибири). В какой мере «Скандза» для европейцев V–VI вв. была таким аналогом Сибири в позднейшем европейском сознании, по этому известию судить сложно, оно может указывать и на сохраняющиеся связи скандинавов с надежными местами добычи ценной пушнины не только в саамской Лапландии, но и в Приладожье и Поволжье (известных со времен войн Эрманариха). Все это так или иначе свидетельствует о чрезвычайной удаленности страны Фуле Скандобалтики от европейского культурного пространства «византийской реконкисты» Юстиниана, восстанавливающей конструкцию имперской Европы.
Период, который можно отнести к осевым временам европейской истории, в несколько десятилетий, отделявших завоевание лангобардами Италии и Далмации, и аварами – Паннонии (560-е гг.) от начала исламской экспансии в Леванте (630-е гг.), Скандинавия встретила в изоляции от общеевропейского процесса адаптации германских завоевателей и переселенцев к римскому наследию, укладу и миропорядку (Randsborg, 1991: 14–16). Потенциал Севера предыдущих столетий, реализованный в миграциях первых веков после рубежа эр, перестает развиваться в общеевропейском контексте. Скандобалтика концентрирует и переживает в себе накопленные ценности и опыт, регенерируя традиционные архетипы и облекая их в образы эпической реальности (Хлевов, 2002: 140–263).
Основой хозяйства скандинавов послеримского времени было пашенное земледелие и скотоводство. Население сосредоточивалось в наиболее благоприятных ландшафтах Южной и Средней Швеции (Вестеръётланд, Эстеръётланд, Уппланд), Юго-Западной Норвегии, побережья Ютландии, заново осваивало частично обезлюдевшие датские острова, плотно заселяло Эланд и Готланд на Балтике.
В середине I тыс., после некоторых колебаний в заселенности, связанных с миграциями II–IV вв. и, возможно, объясняющихся кризисом интенсивного земледельческо-скотоводческого хозяйства, меняется система расселения (Hachmann, 1970: 380–432; Щукин, 1977; Brøndsted, 1963: 47–55; Randsborg, 1980: 61–66; Møllerop, 1957; Stenberger, 1975: 10; Müller-Wille, 1977а: 213–214; Гуревич, 1960: 231). Процесс этот можно рассматривать как локальную спецификацию общеевропейской реорганизации аграрного расселения при переходе от поздней Античности к раннему Средневековью, однако на Севере он проходил в неизменной взаимосвязи и опоре, иногда даже топографической непрерывности (Форбассе в Центральной Ютландии), с традиционными структурами аграрной жизнедеятельности (Randsborg, 1991: 57–81).
Рис. 13. Традиционный длинный дом, сохранившийся на Мэйнланде, Шетландские острова. Его можно сравнить с реконструкцией А. Хагена (рис. 12)
Прежние деревни, многодворные поселения первых веков нашей эры, сменяются обособленными большими дворами хуторского типа (рис. 12). Складывается экономика этих хозяйств с населением около 50–100 человек, ставшая характерной затем для Севера на протяжении ряда столетий: большой удельный вес скотоводства (стойловое содержание скота – зимой, выпас на горных и луговых пастбищах – летом); единообразная структура посевных культур (устойчивое преобладание ячменя, постепенное распространение ржи и пшеницы, отсутствие проса, обычного для хозяйств Средней Европы); аграрная деятельность со значительным дополнением охотой, рыболовством, морским промыслом, добычей и обработкой металла, соли (Petersen, 1951: 16; Hagen, 1953: 157; Stenberger, 1933: 14–16; Stenberger, Klindt-Jensen, 1955; Arbman, 1961:
