что провожает взглядом солнце; час тени, убегающей от света, – и свет небес в руках твоих зажжётся», – повторила Альма отрывок из «Вестника Волшебства».

По-видимому, тот, кто описывал сей опыт практической магии в исполнении господина Уилкомби, питал пристрастие к туманным красивостям. Или намеренно укутал инструкцию в мишуру слов, чтобы та не выглядела так обыденно, будто она вовсе не ключ к магическому таинству, а рецепт тыквенного печенья.

– Янтарь и подсолнечник? – господин Толмирос всё схватывал на лету. Или прочитал-разгадал инструкцию заранее – в конце концов, он был не только членом клуба магов «Абельвиро», но и сотрудником «Вестника Волшебства»; странно было бы, не читай он собственную газету.

– Похоже на то, – осторожно ответила Альма, с недавних пор опасавшаяся высказывать однозначные суждения о том, что касалось магии: лучше уж позволить себе неуверенность, чем уронить себя ошибочной уверенностью.

– Вы ведь испытывали этот метод ранее? – господин Толмирос изящно склонил голову набок. Казалось, он вновь спрашивал лишь из вежливости, заранее зная ответ.

– Испытывала, – кивнула Альма, окончательно покоряясь неизбежному. – Однако при использовании подсолнечника не достигла успеха. Зато стоило лишь заменить его одуванчиком – и заклинание сработало. Результат получился не столь быстрым и ярким, как в описании «Вестника Волшебства», но…

По счастью, замена ингредиента не только не служила помехой в подготовке, но и упрощала оную: жизнерадостные одуванчики начинали цвести в мае и упорно желтели в зелени газонов, лужаек, полей до конца октября. Конечно, по осени их было отнюдь не так много, как в разгар лета, когда местами растительный покров и вовсе становился скорее жёлтым, чем зелёным. Однако в ближайшем парке всё же удалось сыскать достаточно цветов, чтобы наполнить миниатюрную корзинку достопочтенной госпожи Гардфлод.

Словом, не было ничего удивительного в том, что в один погожий день, когда часы приготовились отбить двенадцать раз, под раскидистой кроной дуба, пожелтелого, но пока не растерявшего листву (среди которой, к счастью, не скрывалось никаких птиц, особенно сорок), собралась компания из четырёх экспериментаторов.

Строго говоря, их предполагалось трое: достопочтенная госпожа Гардфлод не была членом клуба магов «Абельвиро», не стремилась им стать, не читала «Вестник Волшебства» и в целом привыкла считать магию делом слишком мудрёным и слишком мужским, подходившим её брату и её жениху, но не ей самой. Однако то ли знакомство с Альмой её вдохновило, то ли господин Толмирос раздразнил её любопытство – так или иначе, она пришла от обсуждения эксперимента в такой восторг, что никто не сумел бы отговорить её от участия.

…Хотя один человек попытался.

– Вы уверены, что это полностью безопасно? – равнодушный барон Гардфлод вынырнул из своей вечной полудрёмы и впервые продемонстрировал нечто похожее на человеческие чувства. Беспокойство за сестру.

– Затрудняюсь давать какие-либо гарантии, – почему-то чем сильнее избегаешь определённости, тем сильнее её от тебя хотят; Альма не побоялась в своё время испробовать расшифрованную инструкцию и почти не боялась сейчас повторить опыт, однако при мысли о том, что тем же займётся достопочтенная госпожа Гардфлод, ощутила смутное беспокойство. – «Вестник Волшебства» ни словом не обмолвился о возможных дурных последствиях, и мне не довелось столкнуться с ними. Однако верно и то, что магия мало изучена и слабо предсказуема. Ну и я отнюдь не многоопытный господин Уилкомби…

– О, да будет вам! – достопочтенная госпожа Гардфлод схватила Альму за руки и умильно заглянула ей в лицо. – Вы ведь сами говорили, что это очень простой опыт, почти детский фокус. Ну и ты, милый Илой, не сгущай краски! – она повернулась к брату: – Я буду во всём слушаться вас троих и аккуратно повторять за вами. К тому же госпожа Эшлинг занялась практической магией совсем недавно – а погляди, чего ей удалось достичь!

«Пока я достигла лишь неприятностей», – мрачно подумала Альма, но не решилась возразить вслух.

– Как тебе будет угодно, – барон Гардфлод пожал плечами, и его ожившие было черты вновь сделались похожи на мраморную маску, столь же благородную, сколь холодную.

Лицо барона осталось бесстрастным, даже когда в ладонях вспыхнул призванный магический свет – не блёклый огонёк, зажёгшийся в руках Альмы, а ослепительное сияние. Тот самый «светозарный шар, подобный спустившемуся с небес солнцу», который описывался в «Вестнике Волшебства». Ранее Альма утешала себя мыслью, что газета преувеличивала; теперь не могла не признать, что газета была обескураживающе точна.

– Илой!.. – достопочтенная госпожа Гардфлод в противовес барону Гардфлоду сияла чувствами едва ли не больше, чем магический шар сиял светом.

Ей не удалось добиться ни малейшего огонька. Но собственная неудача ничуточки её не огорчила – достопочтенная госпожа Гардфлод захлопала в ладоши от изумлённой радости за брата.

– Великое Неведомое!.. – даже господин Толмирос растерял свою холёную томность и уставился на сияние в руках друга, округлив глаза и приоткрыв рот, с мальчишеским, почти смущающим искренним восторгом.

– Госпожа Эшлинг, – голос барона Гардфлода находился в полной гармонии с его лицом, незыблемо спокойный, будто его обладатель сидел в кресле у камина и говорил о погоде.

– Д-да?

– Теперь, когда мы убедились в действенности организованного вами опыта, не могли бы вы сказать, как погасить этот огонь? – учтиво-скучающе осведомился барон Гардфлод, чьи сложенные ладони по-прежнему были наполнены нездешним сиянием. Благословлены магией.

* * *

До опыта со световым шаром Альме казалось, что новые друзья к ней расположены; после опыта кажущаяся расположенность превратилась в неоспоримые опеку и покровительство. Теперь почти всё время Альма проводила в обществе достопочтенной госпожи Гардфлод, ласковой как светлый летний день.

С бароном Гардфлодом доводилось видеться лишь немногим меньше: в конце концов, он жил в том же доме. Разве что регулярно выезжал на конные прогулки или в клуб.

Господин Толмирос на правах жениха появлялся настолько рано утром, насколько позволяли приличия, и оставался до тех пор, пока не отбывал куда-нибудь с бароном. Нередко он возвращался вечером с ним и проводил ещё некоторое время в доме на бульваре Лайл, прежде чем отправиться к себе.

Где это «к себе» находилось, Альма не знала: ни господин Толмирос, ни члены семьи Гардфлодов не упоминали адрес. Да и не старалась узнать – не всё ли равно?

Куда больше её занимал иной вопрос: чем увлекался барон Гардфлод? Он слегка напоминал ей господина Карнау – попутчика из дилижанса, молчаливого и безучастного ко всему… кроме лошадей. При виде этих созданий в господине Карнау будто зажигался свет, его глаза блестели интересом, его движения наполнялись энергией, он готов был осматривать, обсуждать, задавать вопросы, делиться опытом.

Истинное увлечение меняет человека.

Не могло же быть так, что барон Гардфлод, столь щедро одарённый родовитостью, пригожестью, богатством, а заодно и, как выяснилось, магическим талантом, был подобен изысканному, но пустому сосуду?

Увы, о чём бы ни заходил разговор, барон Гардфлод не позволял заподозрить в себе ни малейшего проблеска интереса.