— Я поняла, что кто-то активизировал дар. Сам он не проснется. Мне пришлось создавать формулу заклинания, чтобы в каком-то далеком, неизвестном мире отозвался осколок. Я ведь знала путь. Это была сложная работа, но, как видишь, у меня получилось. С помощью этой капли.

Янка поджала губы. У нее напрашивался вопрос. Деликатный, но, как ей казалось, очень важный.

— А зачем вы его хранили?

Эфтиза пожала плечами.

— Не знаю. Здесь частица великого дара. Каким бы ни был Иль-Яфи, он — гений.

Девчонка чуть насмешливо кивнула, вопрос по-прежнему вертелся на языке.

— А ведь у вас есть возможность использовать эту частицу для себя. И тогда, теоретически, вы найдете путь в наш мир. Кроме призраков, такая возможность есть только у вас.

Янка посмотрела на волшебницу и вдруг поняла, что та побледнела. Пусть ее лицо было скрыто уголком шарфа, но глаза, потемневшие от волнения, сдвинутые брови, говорили о том, что ее сильно задели Янкины слова.

— Зачем мне это надо? Зачем мне ваш мир?

— Вы изгнанная. Я не знаю вашу жизнь, но, мне кажется, вам хотелось бы ее изменить.

Эфтиза выпрямила спину. Глаза неприятно прищурились.

— На что ты намекаешь? Мне не нравятся твои подозрения.

Янка напряглась, и услышала надменный окрик.

— Отвечай.

— Хорошо. Вахибей о многом рассказывал, но я ни разу не слышала это имя — юфин Шаиль.

— И какие ты сделала выводы?

— Да никаких. Просто, рассуждения вслух. Исчезновение Мурзы, смерть юфина Мехри, Факх, которому поразительно все удается. Все, чтобы он ни сделал — концы в воду, как с гуся вода. А сейчас вы поделились секретом, что у вас частичка дара Иль-Яфи.

— И ты предположила, что эту игру затеяла я?!

— Нет, я совсем не о том!

— По-твоему, это я заманила в ловушку вахибея? Паршивка!

— Эфтиза, простите, я не о том говорю…

Эфтиза тряхнула головой.

— Ты представляешь — кому это говоришь?! Ты подумала, что я могу делать с вами, если использую частицу дара?

Янка сжалась. Она смотрела на взбешенную волшебницу, и от мысли, что такое может случиться, спина покрылась испариной.

— Ты меня сравнила с Факхом, мерзкая девчонка?!!

Ее голос зловеще зашипел. Она склонилась над зеркалом, из-под шарфа выбилась прядь темно-каштановых волос.

— Ты рассуждаешь о моем изгнании?!

Волшебница припечатала ладонью по столику, вскинула голову. Уголок шарфа, скрывающий лицо, медленно соскользнул и повис на груди. Девчонка в ужасе застыла.

Нижняя половина лица женщины уродливо кривилась глубокими рубцами. На губах — изъеденные дыры старых язв, шрамы пробороздили подбородок и шею. Кеттская чума.

Эфтиза опомнилась, яростно вскричала и наотмашь ударила по серебряному подносу, в который она смотрела…

Янка долго сидела на стуле, не шевелясь, в одном положении, пока не затекла спина. Потом встала, подошла к дивану, легла и свернулась калачиком. Плохо. Так плохо, что хочется выть. Помощи ждать неоткуда. Вахибею никто не поможет. Что будет с ними, если Владлен вступит в открытую конфронтацию? Что будет с Сашкой? Янка натянула на себя одеяло, укрылась с головой и заплакала.

* * *

Лампа медсестринского поста мигнула и погасла. Дежурная сестра, прикорнувшая на кушетке, приподняла голову. Зевнула, лениво оглядела коридор и опять опустилась на плоскую больничную подушку. Вставать и выяснять отношения с лампочкой, не было никакого желания.

Настенные часы показали половину четвертого. За окнами чернела ночь. Сквозь стекло пробилась лунная полоска, пробежалась и разлилась бледным пятном у двери палаты.

Небольшая комната была заставлена аппаратурой. На монитор выведены жизненные показатели больного. Неспешно двигалась лента, отображающая сердечный ритм. Тихо шуршал аппарат искусственной вентиляции легких.

Бледное лицо под кислородной маской чуть скривилось, веки дрогнули, ладонь на белой простыне напряглась, но через пару секунд вновь обмякла. Сознание, погруженное в кому, натолкнулось на твердыню, ударилось и откатило назад. В глубину.

Сознание увидело, как где-то пробежал паук — недовольный, клацающий челюстью. Потом возникло новое видение — пес. Он лениво зевнул и растянул по траве лохматые лапы. Сознание заглянуло еще глубже. А там — люди, тропинки, помойки, и вечное чувство голода.

Человек на больничной койке жалобно всхлипнул, и вдруг услышал стук сердца. Не его сердца, но и не чужого. В этом сердце жил страх. Вначале, человек подумал, что это сердце собаки, но нет, душа встрепенулась, узнав такого же, как и он. Человека. И он где-то рядом.

Сознание, растревоженное душой, насторожилось. Оно дождалось, когда у окон больницы опять появилась собака. Пес молча разлегся под кустом и уставился на больничные окна. Тявкнул. Тихо заскулил, а потом, не выдержав, заскулил, да с такой силой, что сознание вздрогнуло. Вой звал и просил, и ругался, а потом опять молил — просыпайся, уже пора, тебя ждут.

Конец первой книги