Они продолжали говорить, не поворачивая друг к другу лиц. В горле у Пласида пересохло, а его ладони неприятно увлажнились.

– Вам можно задуматься и о наследнике. Кто‑то ведь должен перенять ваше состояние, дочь ведь не оставит за собой фамилии. Вы еще молоды, месье, не хороните себя раньше времени. Это лишь совет, я ни к чему не подговариваю, однако… Вы знаете о моем к вам почтении, я говорю это из чистого дружеского порыва.

В гостиной стоял клавишный грохот и рев голосов, но Пласид их будто не слышал. Из его головы не выходили слова Эрнеста. С каждым их рефреном все больше казалось, что месье Барош не сделал открытие, а лишь озвучил то, что в течение нескольких лет крутилось в мыслях у самого месье де Фредёра.

Пласид наблюдал за тем, как Хелену за руки протащили по ковру, как несколько фигур подряд она, вопреки всем приличиям, протанцевала с Жанной. Его пальцы то сжимались в кулак, то вновь повисали в воздухе. Сердце ныло от осознания, что он ничего не чувствует к дочери. Что при виде нее в голове лишь удрученное: «Для чего это всё?» Захмелевшая, вульгарно одетая, его дочь, казалось, ничем не лучше собравшихся здесь полусветских девиц. И вопрос стоял лишь в том, на что тогда Пласид положил восемнадцать лет своей жизни.

И должен ли он был в самом деле ей еще что‑то?

Внезапное прекращение праздника Пласид не запомнил. Однако он помнил, как стоял потом вместе с кольцом столпившихся, как всматривался в очертания переломанных рук под костюмом. Как толпа расцепилась, пропуская носильщиков, что унесли труп.

Где‑то с противоположной стороны кольца зазвучали визги Хелены. Оцепенев ненадолго от ужаса, Пласид с трудом повернулся и побежал на крики.

Уже сидя в карете и наблюдая, как трясущимися руками его дочь берет у Леонарда знакомую флягу, Пласид держал голове всего одну мысль:

«Я должен наконец научиться жить».

* * *

Сон сошел особенно рано. Не разлепляя век, Пласид ощутил холод предрассветной дымки и легкий утренний ветер. Еще несколько минут он пролежал на грани пробуждения, но потом различил какие‑то странные звуки. Казалось, кто‑то тихо ходил вокруг него по комнате, шурша одеждой.

Пласид стиснул зубы и зажмурился посильнее. С тем же звуком, что доносился сейчас, ходила иногда его покойная Элизабет. Он вспоминал, как собиралась по утрам его супруга. Как в стремлении создавать меньше шума приподнимала тяжелые юбки. Как иногда замирала в изголовье кровати и подолгу рассматривала его лицо, так как не знала, что сквозь ресницы он смотрит в ответ. Целых восемнадцать лет назад. Осознание спазмом сдавило горло – месье де Фредёр окончательно проснулся. Со вздохом он поднялся на локте и наконец осмотрел комнату.

Спальню заполонили голуби. Они сидели на изголовье кровати, царапали лапками доски пола, на подоконнике чистили свои белые перья. И на миг Пласид завороженно замер.

Не в силах даже вдохнуть, мужчина наблюдал за тем, как голуби порхали с места на место. Внезапно он неправильно повернулся, и в комнате поднялся шум. Птицы забились, роняя перья у окон, и в считаные секунды разлетелись.

На Пласида сразу навалилась тоска. Комната стала какой‑то слишком пустой, будто вместе с голубями оттуда разом исчезла вся мебель. Не прошло и минуты, а месье де Фредёр уже сомневался, не являлось ли произошедшее сном. Однако у подоконника он увидел несколько перьев.

Мужчина надел траурный черный костюм, приготовленный еще с вечера, и вышел из комнаты.

– Ох, месье, с добрым утром! Завтрак уже давно стынет на столе, я, поверите ли, прямо сейчас шла пробовать вас разбудить!

Перед ним стояла Люцилла. Не ожидавшая, видимо, столкнуться с хозяином дома у самой двери, она растерянно прижала к груди руки.

– Доброе утро, мадам! Не ожидал вас встретить так рано. – Пласид изобразил жизнеутверждающий вид на лице. – Если сам поднимаешься раньше всех, сложно привыкнуть, когда кто‑то начинает опережать тебя.

Дама тихо рассмеялась и протянула мужчине руку, тот с готовностью перехватил ее под локоть.

Месье де Фредёр никогда не мог сказать наверняка, знал ли он сестру своей покойной супруги. Безусловно, в течение всех лет его брака они с Люциллой периодически виделись, но понять, что на душе у этой женщины, Пласид не мог никогда.

Старшая сестра де Мартьер всегда пребывала в каких‑либо хлопотах. О делах отчего дома Люцилле было известно лучше, чем всем дворецким и экономкам. Сколько Пласид себя помнил, без ведома этой женщины ни один цыпленок не отправлялся на кухню. Она лично вела учет столового серебра и руководила подготовками к праздникам. С мадам де Мартьер у Пласида ассоциировался каждый семейный праздник, каждая воскресная ярмарка, где только бывала родня покойной жены. Но вопреки всем усилиям памяти, личность ее описать месье де Фредёр бы не смог.

При каждой попытке завести разговор более личный, чем обсуждение чужих крестин или здоровья родителей, Люцилла смешливо отмахивалась. Казалось, женщине было неуютно, если не стыдно, обсуждать свою жизнь.

Однако компания мадам де Мартьер неизменно оставалась приятной, рядом с ней Пласид отчего‑то чувствовал себя защищенным. Ее извечные осведомленность и участливость во всем, что касалось быта, дарили ощущение спокойствия, схожее с тем, что он испытывал только в детстве.

Их обоих можно было назвать людьми одной давно минувшей эпохи, так и не нашедших себе места с приходом новой. Несколько раз Пласид ловил себя на мысли, что он действительно воодушевлен приездом Люциллы.

– Вы же любите вишневое варенье? А из инжира? Знаете, с самого утра меня отчего‑то тянет на сладкое, так что я попросила подать сразу несколько видов. – Усевшись в кресло, Люцилла застыла в раздумьях. – Проспите вы еще пару минут, не сомневайтесь, я бы ничего вам не оставила!

– Тогда, судя по всему, мне несказанно повезло! Однако сегодня много дел, в любом случае нужно было не слишком затягивать с завтраком.

– Подготовка началась еще несколькими днями ранее, я обратила внимание… Кажется, этот вечер вы решили провести с размахом?

Люцилла взглянула сквозь проем в коридор – там все еще мелькали корзины и подносы. Пласид проследил за ее взглядом, а затем наклонился к своей чашечке кофе. В ней он увидел усталого немолодого мужчину.

– Вы правы, мадам. Сегодня Хелена стала совершеннолетней, и потому ей пришло время вступить во взрослую жизнь уже в другом статусе. Я посчитал нужным ознаменовать завершение ее детства, хотя решение о ее