Политические взаимоотношения Бахчисарая со Стамбулом и Москвой представлены в «Скифской истории» в системе взаимоотношений этих столиц с Казанским ханством, Ногайской ордой и кавказскими княжествами, Литвой и Польшей, Молдавией и Валахией, а также в контексте связей с более отдаленными соседями, включая ханства Туркестана. Е.В. Чистякова справедливо подчеркивает, что внимательно рассмотренные Лызловым (по Истории Курбского и ряду других источников) военные столкновения России с Крымом второй половины 1650‑х гг. «не нашли достаточно подробного рассмотрения даже в советской историографии»[522].

В каждой части своего труда автор учитывал внутреннюю историю изучаемых государственных образований, их историческую географию, давал характеристику хозяйственной деятельности, обычаев и верований, военной организации, детально реконструировал развитие ситуации на международной арене, стараясь выяснить все, что могло, по его мнению, заметно отражаться на ходе исторических событий.

Всегда помня о дидактическом значении истории, автор стремился донести до «неленостного читателя» представление «о многом подвиге и мужестве предков своих, сынов Российского царствия». Но даже повествуя о жестокости ордынских нашествий, о трагической судьбе покоренных народов и обращаемых в рабство пленников, о «зловерии» и таких неприятных обычаях, как нелюбовь к чистоте и поедание сырого мяса, Лызлов не пытается представить «скифов» зверями лютыми.

Напротив, он воздает дань подвигам их героев и мудрости военачальников, подчеркивает сильные стороны самых «закоренелых в грабительстве» народов и их правителей, отмечает такие положительные, по его мнению, моменты их истории, как строительство городов, развитие ремесел и торговли, дипломатические успехи. Достоинство неприятеля, естественно, возвышало в глазах историка заслуги соотечественников, сумевших «воспятить оных варваров лютое на ны уготование». Однако весьма сильно в авторе проявляется и любопытство ученого, стремившегося во всей полноте представить себе реальную жизнь реальных людей.

Значительная часть «Скифской истории» посвящена анализу происхождения и истории турок-осман. Для характеристики проникновения автора в материал важно заметить, что под международной ситуацией он подразумевает политические, экономические и религиозные связи стран и народов в регионе от Северной Африки и Испании до Индии и Китая.

Говоря об исламе, Лызлов приводит подробные сведения о его зарождении, источниках (манихейство, иудаизм, христианство ряда сект, элементы язычества), о первоначальной социальной базе, способах его распространения, в особенности на завоеванных землях, об основных течениях этой религии и особенностях ее усвоения разными народами.

Подробно рассматривая историю вторжения турок в Европу, историк учитывает деятельность не только непосредственно столкнувшихся с завоевателями народов, но и правителей Франции, Испании, Римских пап, султанов Марокко и Алжира, рассказывает о борьбе за господство на Средиземном море. В результате читателю становится ясно, что успехи турок зависели не только и даже не столько от их силы и военной слабости их противников, сколько от разобщенности, взаимной вражды, корыстолюбия, недальновидности, а порой просто глупости и предательства христианских правителей.

Нередко случалось, что судьба завоевателей висела на волоске, и они вот-вот должны были быть сброшены в море. В «Скифской истории» замечательно описаны ситуации, когда европейцы буквально своими руками спасали жестоких и последовательных врагов, когда те уже подумывали убраться подобру-поздорову в Азию. Если История – это учительница жизни, то она, как показывает Лызлов, преподала христианским правителям даже слишком много жестоких уроков, когда, набравшись сил, турки вновь бросались в наступление.

Особо выделив в многообразии конкретно-исторических причин успехов османского завоевания два фактора: спаянность турецких армий и разобщенность, непоследовательность противоборствующих им сил, историк внимательно прослеживает и развитие военной мощи агрессора. Он подробно описывает военный строй, вооружение и тактику осман, комплектование и особенности основных родов войск, показывает в действии их стратегические принципы: готовность к войне, предупреждение действий противника, наступление и сосредоточение всех сил на главном направлении, отказ от второстепенных конфликтов, последовательность захвата укреплений и территорий, комбинирование действий армии и флота, мощной артиллерии и инженерных войск, командование войсками лично султаном.

Согласно «Скифской истории», сила завоевателей не есть нечто постоянное и неизменное, даже если рассматривать ее саму по себе, вне реальных обстоятельств (например, внутренней смуты, которая нередко могла привести к гибели турецких войск). Османская империя прошла период подъема, нанесла европейским странам мощные удары в эпоху наивысшего расцвета и постепенно стала клониться к упадку в военном, политическом и экономическом отношениях.

Султаны давно перестали быть крупными полководцами и государственными деятелями. Ожесточенная борьба за власть «в верхах» (очевидцем которой Лызлов был и в России, где на его глазах с 1676 по 1689 г. было свергнуто четыре правительства), дворцовые, в том числе вооруженные перевороты (особенно яркий из которых на родине историка произошел в 1689 г.) – все это ставит политику в зависимость от мелочных соображений, лишает государственных деятелей стратегической инициативы, разлагает армию, в которой хваленые янычары, по мнению автора, уже более опасны для трона, нежели для врагов. По этим и многим иным причинам некогда грозная Османская империя теряет боеспособность.

«Скифский» характер самих завоевателей, благосостояние которых рождалось войнами и поддерживалось грабежом покоренных народов, подрывает саму основу государственной экономики: сельское хозяйство и промыслы, ремесло и торговлю. Говоря об отсутствии стимулов у производителя, неуверенного, что может сохранить не только результаты своего труда, но свободу и саму жизнь, Лызлов считает, видимо, разумеющимся, что, как вообще заведено у «скифов», таких стимулов нет и у хозяев-турок, ибо все в стране фактически принадлежит султану.

«Султанские начальники», беклербеги и паши подносили своему владыке богатейшие дары, от стоимости которых зависело их положение, то есть сами грабя, представали перед престолом порабощенными. По мановению пальца султана (на которого влияла огромная и весьма сложно организованная придворная камарилья) они так же легко могли потерять жизнь и имущество, как последний албанский крестьянин.

Историк превозносит турецкую систему служебных ленов сипахов и тимаров (очевидно, напоминавших ему родную поместную), не учитывая, что азиатское землевладение основывалось на самовластной идее государственности владений, олицетворенной в султане (хане, падишахе etc.), и до прав дворянина Лызлова османскому кавалеру было еще дальше, чем московскому стольнику до английского барона времен «Славной революции».

В действительности эти лены давно уже захватывала дворцовая знать и ростовщики: беречь земли сипаху или тимару было не больше смысла, чем трудившемуся на ней крестьянину. Неудивительно, что согласно самой «Скифской истории» военный потенциал Турции падал, а против нелюбимых Лызловым русских стрельцов и солдат могли пытаться выстоять в бою только уничижаемые автором турецкие янычары[523].

Приведенный в последней части книги перевод «Двора цесаря турецкаго» значительно дополняет и поновляет сведения о состоянии Османской империи. Она еще очень сильна, она держит в своих руках огромные богатства, имеет многочисленную армию и флот, развитое производство военного вооружения и снаряжения. Но в ней