Шрифт:
Закладка:
Одну его ногу я все так же держал своими, а теперь руками взял в захват и голову.
Кажется, мама подбадривает? И Недалья? О зрителях я вообще позабыл.
– Я не проиграю! – взревел Колот и заколотил по моему измолоченному корпусу, вынуждая разжать захват.
Сын вождя кувырнулся и встал с одышкой. Я запыхался сильнее. Великан чуть не падал назад.
И вновь я атаковал, хотя все тело жгло огнем. Колот готовился сцепиться – я притворился, что и сам хочу, но в последний миг в прыжке нанес удар коленом.
Силач зашатался. Толкнуть его, скорее! Шаг, второй. Его ноги разъезжались на песке, пропахивали глубокие борозды. Я оттеснял соперника к краю.
Грянул мощный рык. Мой. Толпа вторила – и это раздразнило Колота. Он закаменел не дальше чем в дюйме от края арены и неумолимо, даже отчаянно, зарычал в ответ.
Как ни наваливайся, песок теперь вспахивал я. Гигант выдавливал меня через всю арену, распаляя себя криком. Высвободившись, я так сокрушил его правой, что у него губы затряслись, – и раз, два, три, четыре прибавил.
Из его левой рассеченной брови хлынула кровь, занавесила глаз полотном. Глаз и у меня заплыл, понял я вдруг. Все тело стенало, моля о пощаде, но дух был охвачен горячкой боя.
Колот с лихвой давал сдачи. Этот акар – сам себе оружие. Инструмент сокрушения, смерти, превосходства над противником.
Меня вгоняло в первобытный транс. Что мы там не поделили, за что бьемся? Я лелеял этот приступ слепоты, тупого оцепенения, в которой скорбь, боль, гнев теряли краски, а пульсация по телу глохла, смаривая и увлекая к берегам избавительного очищения. Я покорился власти мучительного побоища. Отыскал в море густого багрянца неразбавленную ярость, что пережигала все едкое во мне в нечто божественно притягательное. Как это пьянило!
Кто кого за руку схватил? Я его или он меня?
Плевать, нас уже не остановить.
Наши кулаки молотили и молотили, славя кровопролитие в бессмысленном торжестве, ритмично перемалывали лица. Из глоток рвалась помесь инфернального хохота и рева. Я сплюнул кровь. Сплюнул и Колот. На нашем празднике она была вином. Мы зашлись в Кровавой Пляске.
Боль, кровь, лоскуты стесанной кожи на кулаках – вот что значит быть акаром. Непередаваемое упоение!
– Немедленно прекратить!
Я слышал, но не видел. Это был человеческий голос. Арену запрудили солдаты с мечами наголо.
– Как это понимать?! – громом грянул Нокна.
– Вот и я спрашиваю, – раздался голос Джаспера. – Неужто вы все-таки звери?!
Вождь издал низкий гортанный рык.
Меня обступили, хотели заломить руку.
Я еще не все!
Свободной рукой я отпихнул стражника – тот повалился. Мое неукротимое буйство обратилось на новую добычу.
– Держи его!
– Хрома, успокойся! – кричала мама с далекого берега, ласкаемого багровыми волнами.
– Хватит! – послышался издали голос Недальи.
Я валил солдат с ног, впечатывал кулаки в свалку людских тел.
Мне глубоко распороли руку. Слабое, но живое тепло обволокло борта моей лодки средь волн багряного моря. На меня накидывались, я отбивался – пока на арену не вышел Йута и не знаю как, но утихомирил меня.
Все внутри противилось, требовало избавительного грохота в груди. Требовало продолжения Кровавой Пляски.
Глава тридцать первая
Нора
Безудержное разрастание Чащи объясняется продвижением Хаара. Уцелевшие лесные культуры ныне оберегаемы на землях Бравники, тогда как цивилизации прошлого, вроде Эстрии, считаются навеки погребенными среди зарослей – или же в объятьях Хаара.
– Трактат о державах, затерянных до одиннадцатого Цикла
Я ехала во главе своего пятидесятиголового отряда. Двадцать лучников, пять конных вместе со мной и пехота – мечники и копейщики. И ни одного акара.
Выступив из Клерии, мы сначала направились в форт Треб за провизией и снаряжением, чтобы встретить врага во всеоружии.
Разведка сообщала о крупном скоплении акар в недрах Чащи. Едва ли этим безмозглым дикарям хватит ума созвать войско.
Они уже пытались лет двадцать назад, но кончили расколом в своих рядах, после которого их отступники сели на шею нам. Остальные, как понимаю, вновь раздробились на дикарские кланы и погрязли в междоусобице. И все же сбрасывать врага со счетов опрометчиво, потому-то я первая со своим скромным отрядом выдвинулась на передовую по зову Эрефиэля. Четыре года. Четыре года я добивалась командирского поста – и добилась, невзирая на отсутствие ключевого атрибута: пениса между ног.
Наш уголок Бравники отгораживала горная гряда с единственным перевалом, Седым холмом, куда и рвались акарские силы.
Туда мы и держали путь, и чем ближе была застава, тем сильнее мною овладевало волнение. Сбоку приблизился Брэдли и вполголоса озвучил мой вопрос:
– А где все защитники?
Я молча пришпорила кобылу.
Справа на взгорье поодаль возвышался бастион, служивший сторожевой башней. Из-за ширины перевал было не перегородить стеной, посему оборону приходилось держать силами солдат.
Я всмотрелась в Чащу и перевела взгляд на Брэдли – моего заместителя и самого первого рекрута. Рядом были Стаменс, Говард и Виктор, закаленные ветераны, а за ними плелись мои птенцы, еще не познавшие акарской мощи. Многим ли суждено выжить?
* * *
Вид лагеря вселял еще больше тревоги.
– Выгружайся! Укрепляй, что можно починить! Затем всем отдыхать: силы понадобятся! – командовал Виктор. Подчиненные кивали и рассеивались согласно приказам.
Ко мне подошел Брэдли.
– Это шутка? – Судя по голосу, ему совсем не смешно.
Я оглядела взрытую землю стана. Ни клочка зелени, сплошная грязь. На небе пухли тучи, суля скорый дождь.
Сколько же крови здесь уже пролилось – и сколько еще прольется за сегодня?
Я задумчиво осмотрелась, подсчитывая бродящих по лагерю солдат. Одни тащили ящики с оружием, другие – напиленную древесину; кто-то мастерил заграждение из кольев, как будто оно спасет от врага.
– Ваши догадки? Сотен шесть? – подскакал к нам Стаменс, а за ним следом и Говард с Виктором.
– Меньше, – ответила я поневоле мрачно. – Повезет, если не меньше пяти.
Говард покривился.
– И вместо воинов одни бравые пажи, да?
На душе было все нервознее, но мне нельзя показывать страх.
– Поищем Эрефиэля. – Я направила лошадь к стойлу.
* * *
Положение оказалось совсем плачевным. Никаким заявленным полуторатысячным войском здесь и не пахло. Солдат я не узнавала, и вдобавок было видно, что заглядывать в лицо смерти им приходится слишком редко.
Корни всего безобразия отыскались быстро. Я шла к пышному белому полководческому шатру, гадая,
