Иван действительно требовал закрепления за Россией Ливонии, но, вообще-то, Ливонии Северной. Если мы посмотрим на карту боевых действий Ливонской войны, то увидим, что практически все свои операции русские войска проводили по правую сторону от Западной Двины (Даугавы). То есть Россия вела классическую национальную войну за выход на естественную границу по линии крупного водного рубежа от Полоцка до Риги.

Не были непомерными и требования Ивана закрепить за Россией находящийся уже в её владении русский Полоцк, а также русские же Киев, Витебск и Канев. Понятно было и нежелание Ивана считать Батория, сомнительно оказавшегося на польском троне, «братом», как и заявление Ивана относительно Батория: «О Седмиградском же государстве мы нигде не слыхали и государю нашему Стефану в равном братстве с нами быть непригоже; а захочет с нами братства и любви, так он бы нам почёт оказал».

Между прочим, ответ Ивана IV почти текстуально совпадает с ответом бояр Ивана III литовским послам в 1503 году: «Коли государь ваш похочет с нашим государем любви и братства, он бы государю нашему отчины их Русской земли все поступился». И оба раза Москва была права – речь ведь шла об исконных русских землях, захваченных литвинами и поляками. О землях, на которых по литовскую сторону русско-литовской границы жили такие же русские православные люди, как и по русскую сторону границы.

В итоге 25 марта 1578 года была составлена лишь перемирная грамота на три года, но, как мы знаем, уже к началу марта 1578 года Варшавский сейм принял решение с Россией воевать. Реально война началась действиями Батория летом 1579 года. И не будет преувеличением сказать, что Стефан Баторий выступил здесь предтечей Наполеона и Гитлера – двух европейских вождей двух европейских агрессий против России.

Но первым был Баторий.

Глава 17

«Ливонский» финал: Европа versus России

Общую численность войск Речи Посполитой к 1579 году источники оценивают различно: от 40 или 60 тысяч боеспособных войск до 150 тысяч человек общим числом. Командующим армией был назначен подольский воевода Николай Мелецкий, но большое влияние имел и Ян Замойский.

В русской армии насчитывалось – по западным оценкам, до 200 тысяч человек, хотя реально их было, скорее всего, менее 100 тысяч и, возможно, значительно менее. В отличие от истощённой Польши, в которую Запад «влил» новую «золотую» «кровь», России получать военные субсидии было не от кого, а долгая война истощала и Россию. К тому же русские войска были разбросаны по Ливонии и в приграничных городах: в Новгороде, Пскове, Ржеве и т.д. Крупные силы приходилось держать на берегах Оки против крымских татар. В этой ситуации было решено вести оборонительную войну, изматывая противника разными способами, в том числе – вынуждая его вести осаду русских ливонских крепостей.

Однако Баторий избрал более южный путь на Полоцк. А. А. Зимин справедливо отметил, что путь через Ливонию Баторию не подходил. Ливония, во-первых, изобиловала городками-крепостями с русскими гарнизонами, а во-вторых, местное латышское и эстонское население встретило бы «освободителей» из Речи Посполитой враждебно. Полоцк же стоял на пути в русские земли и был слабо укреплён деревянными крепостными стенами.

Конечной же целью Батория была Москва. Причём с запада угроза русской столице приходила впервые в её истории.

В августе 1579 года объединённое войско Речи Посполитой взяло Полоцк. Полоцк, бывший к тому времени вновь русским 17 лет, оборонялся мужественно, как позднее и Великие Луки, и Псков. Официальная версия объясняла его падение изменой, «потому что воеводы были в Полоцке глупы и худы: как голов и сотников побили, и воеводы королю и город сдали, а сами били челом королю в службу». А. А. Зимин сообщает эту версию, относясь к ней скептически, а зря. В приведённом выше кратком летописном резюме всё было определено на удивление ёмко и точно. Резервы стойкости полочан обеспечивались средним звеном «служилых» людей, а когда эти, реально руководившие обороной Полоцка, люди пали в боях, наступил черёд озабоченных лишь собой воевод-местников. Брать города золотом – при наличии в них влиятельных шкурников – нередко проще, чем сталью.

4 сентября 1579 года была взята Туровля, 25 сентября – Сокол, 6 октября – Суша. Курбский в Полоцке состряпал ехидный ответ на вольмарское послание Ивана, где издевался: «…яко един хороняка и бегун трепещещ и исчезаеш, никому же гонящу тя».

Иван писал Курбскому из Вольмара с чувством гордости за Россию, Курбский же, находясь в стане врагов России, мелко злобствовал. Он «обличал» царя, который якобы «затворил… царство Руское» и попирает «свободное естество человеческое». Курбский заявлял Ивану, что «кто бы из земли твоей ни поехал… ты называешь того изменником». Но в том-то и была историческая правда тех дней, что любой общественно значимый русский – князь ли, боярин ли, или дворянин, который не по поручению власти, а по «свободному естеству человеческому» покидал Россию, объективно (а чаще всего и субъективно) был изменником. Так, во время царствования отца Петра – Алексея Михайловича, системным аналогом Курбского оказался подьячий Посольского приказа Григорий Котошихин (ок. 1630–1667). В 1658 году он состоял при русском посольстве, которое вело переговоры со шведами недалеко от Нарвы. В 1661 году присутствовал при подписании русско-шведского Кардисского мира, а позднее ездил к шведскому королю с письмом Алексея Михайловича. Весной 1664 года Котошихин был послан на южную границу для ведения канцелярии в войска князя Якова (Урускана) Куденетовича Черкасского, выехавшего в 1624 году в Россию из Кабарды.

А в августе того же 1664 года подьячий Котошихин бежал вначале в Литву, став служить у канцлера Паца, затем перебрался в Силезию, а оттуда – в Нарву. В феврале 1666 года он прибыл в Стокгольм и был принят на шведскую службу. Как и Курбский, Котошихин сдал шведам всё, что знал, а знал он немало о царской фамилии и русских государственных деятелях, о системе государственного управления и дипломатических отношениях России с другими государствами, о русской армии, русской торговле, русских нравах и т.д. Свою измену, как и Курбский, Котошихин оправдывал московским «тиранством», хотя в основе лежало всего лишь шкурничество.

Кончил изменник плохо – за убийство хозяина дома, в котором он жил и крутил шашни с хозяйкой, он был арестован и в ноябре 1667 года обезглавлен. Но одними ли Курбским и Котошихиным ограничивался список тех, кто рождён был в России от русской матери, но тем