Так или иначе, возобновлялись военные действия…

23 октября 1576 года к Ревелю – по-русски Колывани, было отправлено большое войско с «нарядом» – артиллерией. 23 января 1577 года Ревель был осаждён, но 13 марта осаду пришлось снять. Впрочем, впереди был новый большой Ливонский поход, решение о котором Иван Васильевич окончательно принял в апреле 1577 года.

15 июня царь прибыл в Псков. До него уже дошли слухи о сношениях принца Магнуса с Ходкевичем, и он вызвал «короля» Ливонии в Псков, но Магнусу удалось там оправдаться. Тогда же Иван осведомился о тяжёлом положении немногочисленных польских гарнизонов в Ливонии. Гетман Ходкевич имел не более 4 тысяч человек войска, но боялся увеличивать его даже за счёт ливонских немцев, не говоря уже о латышах и эстонцах, поскольку общее настроение населения было в пользу русских. Это, между прочим, лучше любых документов доказывает, что русские вели себя в Ливонии не как жестокие оккупанты. К концу 1570-х годов русскому присутствию в Ливонии исполнялось два десятилетия – срок достаточный для того, чтобы проявилась подлинная суть любого режима. И вот по истечении двух десятков лет местное население было к русским лояльно.

Внимание и силы Батория были отвлечены тогда и на борьбу с мятежным Данцигом, так что время для похода на польскую Ливонию было выбрано удачно. 13 июля 1577 года не менее чем 30-тысячная армия во главе с Иваном двинулась из Пскова в Южную Ливонию, занятую поляками. Его младший сын Фёдор, Борис и Дмитрий Годуновы были оставлены в Новгороде.

Вскоре был взят Венден (Цесис), бывшая резиденция магистра Ливонского ордена. Затем один за другим сдались города Мариенгаузен (Влех), Люцен (Лужа), Режица (Резекне), Невгин (Даугавпилс)… Русские овладели также крепостями Крёйцбург, Лаудон (Левдун), Зесвеген (Чествин), Берзона (Барзой), Колюценау и другими… 1 сентября был взят Вольмар, в плен попал комендант крепости А. Полубенский.

Из Вольмара царь написал второе послание Курбскому. После своего побега в 1564 году именно из Вольмара Курбский направил своё первое послание Ивану. Теперь же царь отвечал ренегату не без сарказма: «…ты хотел успокоен быть от всех твоих трудов в Вольмере, и тут на твою голову бог нас принес», и прибавлял: «Вы ведь говорили: «Нет людей на Руси, некому обороняться», а нынче вас нет; кто же нынче завоевывает претвердые германские крепости?..»

Спад сопротивления сил, противостоящих русским, виден из того, что в Мариенгаузене находилось всего 25 человек гарнизона и 8 пищалей, и замок сдался без боя, как позднее и Люцен (Люцин), и Режица. Показательно, что начальник замка Люцин Юрген фон-Ольденбокум послал гонцов в царский стан, чтобы те сообщили, что они «верно служили королю Жигимонту-Августу», но «за Стефаном быти не хотели… а надеялись на Государя, что их Государь пожалует под сильную руку возьмёт для того, что Лифляндская земля вотчина государева». Иван отнёсся к такому заявлению с пониманием и милостиво, чем была обусловлена и последующая бескровная сдача Режицы. Едва лишь царские войска подошли к городу, как из него вышли «мызники и били челом Государю и великому князю, что город Резица Божья да его государева вотчина…»

Как видим, выбирая между «европейцами»-поляками и «варварами»-русскими, тогдашние ливонцы выбирали русских, демонстрируя явный здравый смысл, утраченный в XXI веке потомками ливонских «мызников».

Стефан Баторий вынужден был заключить временное перемирие, но постепенно в Ливонской эпопее России наступал неблагоприятный для неё перелом. Причём суть этого перелома не понята по сей день, и ниже речь пойдёт именно о том, что выявляет вдумчивый всесторонний анализ. А выявляет он вещи настолько неожиданные, что трудно поверить в то, что мы имеем дело с синергетикой не трагически совпавших по времени случайностей, сработавших против Ивана и России, а с подлой синергетикой сознательно соединённых одно с другим действий, имевших целью не дать России начать масштабный цивилизационный рывок уже с конца XVI века. Случайности тоже сыграли свою роль, но не они определили конечный неуспех России в Ливонской войне 1558–1583 годов.

Эпоха Ивана Грозного в полноценном обзоре русской истории до 1917 года должна занять центральное место постольку, поскольку вдумчиво анализируя именно её, а особенно – последний этап Ливонской войны, мы окажемся в состоянии выявить всю глубину и давность враждебности Европы к России, в том случае когда Россия начинает обретать мощь.

Чем дальше Московское государство уходило от времён ордынского ига, тем явственнее оно обретало потенциал той первоклассной европейской державы, которой была Киевская Русь. Уже Россия Ивана III Великого стала фактором европейской политики, но эта Россия ещё не могла стать решающим фактором европейской политики. Поэтому враждебность Европы к России на примерах России Ивана III ярко не выявляется. Россию Ивана III принимали к сведению, её стремление к приобщению к европейским технологиям старались блокировать, но это противодействие ещё не приобрело характера широкой системной антирусской коалиции.

Россия Петра I Великого и постпетровская Россия заняли в «концерте» европейских держав одно из ведущих мест, а в какие-то моменты – и ведущее место, но заняли его вопреки желаниям и политике Европы по отношению к России. Пётр Великий двинул Россию так мощно и смог – в той мере, в какой это может сделать вождь не народа, а вождь имущей элиты, – разбудить в России такие массовые силы, что уже никакое, сколь угодно сплочённое, внешнее противодействие сдержать Россию не могло. Она долгое время пёрла и пёрла туда и так, как сама считала нужным.

Россия Ивана Грозного по отношению к двум Россиям двух великих государей – Ивана Великого и Петра Великого, занимает промежуточное положение. При Иване Грозном Россия – с начала Ливонской войны – становилась потенциально решающим фактором европейской политики, но у неё ещё не хватало сил, чтобы успешно справиться с антироссийскими диверсиями Европы, объединённой против России. А на завершающем этапе Ливонской войны это и произошло. России тогда впервые пришлось столкнуться фактически с широко организованным всеевропейским заговором против неё. И целью заговора было не дать России Ивана IV перевести потенцию в реальность и стать на деле решающим фактором европейской политики.

Тезис о том, что против России Ивана IV к концу Ливонской войны воевала не Польша, а Европа, отнюдь не тривиален – даже классики темы так на вопрос не смотрят. В итоге весьма квалифицированный и честный историографический обзор русской истории, предпринятый современным историком Е. Ю. Спицыным, например, отводит описанию третьего периода и завершению Ливонской войны меньше одной страницы… Скупо сообщается, что вначале русская армия