Шрифт:
Закладка:
Иван вынужден был согласиться на выплату Крыму дани, однако хан требовал Казань и Астрахань, а на следующий год предпринял новый поход на Русь, подкреплённый польским золотом и турецкой артиллерией. Но уж тут всё обернулось для хана иначе. На южной границе к маю 1572 года было собрано около 12 тысяч дворян, 2 тысячи стрельцов и около 4 тысяч казаков. На стороне татар был тройной перевес, однако русские воеводы во главе с князем Михаилом Воротынским были настроены решительно. Передовые отряды вступили в бои 28 июля. А с 30 июля по 2 августа основные силы сошлись в ожесточённой битве у деревни Молодь на реке Рожай – притоке Лопасни, в 50 верстах южнее Москвы.
Битва завершилась решительной победой русских – Девлет-Гирей ушёл лишь с третью войск, в битве погибли сын и внук хана. Южный фронт Ливонской войны был надёжно ликвидирован. Более того – хан предпринял набеги на южные украинские земли, подвластные Польше, – на польской Волыни поживиться было проще, чем на Руси. И теперь военные усилия России можно было опять сосредоточить на западе и севере.
На севере тоже наметился успех. Юхан III начал-таки войну с Россией за Ливонию, но вёл её неудачно. В январе 1573 года войска под командованием Ивана IV штурмом взяли опорный пункт шведов в Прибалтике – крепость Вейсенштейн (Пайде). Ранее русские уже брали Пайде, потом она перешла в руки шведов, но теперь этот важный стратегический пункт был отобран русскими опять. Под стенами Пайде погиб один из сподвижников Грозного – думный дворянин Григорий Скуратов-Бельский, более известный в истории как Малюта Скуратов. Это последнее его имя стало нарицательным для обозначения жестокого палача, но Бельский погиб как герой, первым взойдя на стены Вейсенштейна-Пайде. Палачи так обычно не кончают, спокойно палачествуя в безопасности.
Передавая инсинуации немецких авторов, Борис Акунин-Чхартишвили пишет, что, взяв упорно сопротивлявшийся Вейсенштейн, Грозный якобы «приказал всех пленных зажарить». Чхартишвили вообще не поскупился в своей «Истории Российского государства» на тщательный пересказ и смакование всех подобных сплетен, касающихся как «внешних», так и внутрироссийских «зверств» царя Ивана. Примечательно при этом, что даже Чхартишвили вынужден признавать, что после взятия Казани «триумфатор» Иван «был великодушен и щедр», помиловав Едигера и дав ему «во владение Звенигрод». Различие в описании поведения царя после взятия Казани и взятия Вейсенштейна объясняется, надо полагать, тем, что в штурме Казани не принимали участие штадены и шлихтинги, и стряпать «мемуары» о заживо зажаренных казанцах было некому.
В ходе кампании 1574 года успешные оборонительные действия русских войск сорвали осаду шведами крепостей Везенберг и Тольсбург. В 1574–1575 годах русские взяли ряд городов, в том числе в 1575 году был взят город Пернов (ныне Пярну) на левом берегу реки Пернава – в ходе Ливонской войны он несколько раз переходил из рук в руки. В 1575 году войскам «буферного» принца Магнуса сдалась крепость Саге. Удачно сложилась и кампания 1576 года: за исключением Риги и Ревеля всё юго-восточное побережье перешло в русские руки.
Казалось бы, момент благоприятствовал успеху русского дела. Ещё 7 июля 1572 года скончался бездетный король Сигизмунд II Август, уже несколько лет тяжело болевший. В Речи Посполитой наступило междуцарствие – «бескоролевье». Поскольку событие ожидалось и давно было ясно, что предстоят выборы нового короля, Иван взвешивал – не выдвинуть ли как кандидата на польский и литовский троны… самого себя?
Как ни невероятно это выглядело на первый взгляд, вариант это был не очень-то заведомо проигрышный, а политически неглупый. С одной стороны, русский царь демонстрировал свою лояльность к Польше и Литве, фактически протягивая им руку если не дружбы, то дружественности. С другой стороны, по ту сторону границы в Литве, особенно на исконно русских землях, многие мелкие шляхтичи на вариант славянского царя смотрели не так уж косо. И даже в Польше эту идею далеко не все встретили бы в штыки.
Непонятно почему, но в отечественной историографии Ливонская война и связанные с ней события и обстоятельства освещены совершенно недостаточно. Даже в середине 1960-х годов в библиографии к статье «Ливонская война» в Советской исторической энциклопедии основными стояли книга Г. В. Форстена «Борьба из-за Ливонии» издания 1893 года и монография 1904 года В. В. Новодворского «Борьба за Ливонию между Москвой и Речью Посполитою. 1570–1582». Новодворский истории с предложением Грозным своей кандидатуры в польские короли уделяет немало внимания и документами подтверждает, что определённые шансы у Ивана были, хотя и вряд ли предпочтительные. Польский магнат Николай-Христофор Радзивилл тотчас после смерти Сигизмунда Августа – 15 июля 1572 года, писал своему дяде виленскому воеводе: «Боже сохрани, чтобы нами командовал московский колпак, и потому, ради бога, советую вам вовремя принять меры против московского посла». Как видим, магнаты были встревожены, а сам тон и факт письма Радзивилла доказывают, что опасаться им было чего – «московский колпак» мог-таки польскую корону и получить.
Королём Польши в 1573 году был избран принц Генрих де Валуа – сын Генриха II и Екатерины Медичи. Но избрание на польский трон французского принца мало что изменило – в Польше развернулась борьба партий. К тому же Генрих Валуа недолго просидел на польском троне. В 1574 году скончался его брат – король Франции Карл IX, и Генрих в ночь с 18 на 19 июня попросту сбежал от поляков в Париж. Позднее преемник Генриха III де Валуа на французском троне – Генрих IV Бурбон, протестант, ради короны перешедший в католичество, подарит миру историческую фразу: «Париж стоит мессы». Тем более Париж стоил Кракова для будущего Генриха III.
Польский трон вновь оказался вакантным, хотя формально королём ещё считался Генрих, находящийся в «нетях». Конвокационный сейм (сейм межкоролевья) назначил бежавшему Генриху срок для возвращения 12 мая 1575 года, после чего элекционный сейм, собравшись в Стенжице, должен был приступить к избранию нового короля. Причём принцип liberum veto (пресловутое «не позволям!») на это время не действовал, дабы не сорвать выборы.
Узнав о бегстве Генриха, Иван вновь стал раздумывать