Шрифт:
Закладка:
Польское панство чернозёмы ценило, и теперь былые бросовые – с точки зрения «бобровых гонов» – плодородные земли Южной Украины должны были стать источником панского рая ценой ада для «низшего сословия». Однако возникающие поместья находились под угрозой татарских набегов. И в 1572 году тот же Сигизмунд-Жигимонт, уже стоя одной ногой в могиле, своим универсалом от 2 июня положил начало так называемому реестровому казачеству. Королевский универсал поручал воеводе Юрию Язловецкому набрать на службу низовых казаков. Официально реестровые казаки назывались «Низовым» или «Запорожским» войском, в их владение был передан город Трахтемиров. В первый ограничительный список-реестр (польск. rejestr или regestr) было внесено 300 казаков. Они принимались на военную службу Речи Посполитой, получали плату деньгами и сукном, имели право суда и самоуправления. Так была решена дилемма: как панам захватить Украину, не упустив её из панских рук.
ЧИСЛО в 300 человек не выглядит внушительным, но надо понимать, что это были отборные – в прямом смысле слова – воины. Первые казаки-«реестровики» отбирались из зажиточных слоёв, лояльных к полякам, и должны были составить социальную опору польских панов-оккупантов. Казацкая реестровая старши́на получала земельные пожалования и сама становилась мелким панством. В 1578 году новый польский король Стефан Баторий увеличил реестр до 600 человек, а по универсалу от 25 июля 1590 года о реорганизации реестра он возрос до 1000 человек. Причём эта цифра включала в себя полноправных казаков – вместе с вооружёнными слугами она была больше.
Следует учитывать и специфику эпохи: само наличие постоянной и мобильной военной силы становилось сдерживающим фактором. Теперь крымчаки знали: если они разорят украинские владения поляков, то в ответ последует рейд реестровых войск на владения Крыма. Например, Дмитрий Яворницкий пишет, что «московский царь Иван Васильевич Грозный, желая предотвратить набег крымских татар на московские окраины, отправил два отряда русских ратников с путивльскими козаками на Низ – один под начальством Чулкова по Дону, а другой под начальством дьяка Ржевского по Днепру, и приказал им «добывать языков и проведывать про крымского хана»…» Узнав об этом, черкасско-каневские казаки «собравшись в числе 300 (sic! – С.К.) человек, под начальством своих атаманов Млинского и Михайла Еськовича, иначе называемого Миской, бросились вниз по Днепру и заодно с дьяком Ржевским и русским войском причинили много бед туркам и татарам под Ислам-Керменем, Очаковом и Волам-Керменем».
Как видим, по тем временам и триста казаков были силой.
В период внешних войн польское правительство временно увеличивало реестр. Реестровые списки то разрастались до нескольких десятков тысяч (до 20 тысяч в 1620 году), то сокращались до нескольких тысяч, и национально-освободительная борьба народных масс на Украине нередко сводилась к тому, чтобы при заключении очередного договора с польскими магнатами обеспечить по возможности максимальный реестр (Богдан Хмельницкий увеличил его до 50 тысяч). Дмитрий Яворницкий оценивает политику польско-литовского правительства в отношении казаков так: «…когда они нужны были королям, то призывались на сцену и поощрялись в их набегах на татар и турок, когда не были нужны, объявлялись врагами отечества и всячески стеснялись в их действиях».
Значение реестрового казачества на Украине было неоднозначным. С одной стороны, оно противопоставлялось Запорожской Сечи, с другой стороны, было связано с ней и нередко выступало совместно против поляков. Что же до основного населения Украины, то даже горожане, получив от поляков управление по немецкому магдебургскому праву, будучи православными, из политической жизни выключались. Михаил Грушевский сетовал: «Ещё более, однако, потерпело крестьянство, народная украинская масса… Крестьянин был прикован к панскому поместью, где он родился… Пан был полным властелином жизни и имущества своего подданного: мог его убить, отнять землю, имущество, наказать его как угодно…» Грушевский же отмечает:
«Украинская жизнь была перестроена на польский образец и ополячена. Это была полная перестройка сверху донизу, не оставлявшая камня на камне в украинской жизни, и на самый низ её были отброшены украинские элементы, не разрывавшие со своей народностью».
Так развивались в эпоху Ивана Грозного события на тех русских землях, которые в Польше назвали Украиной и которые с 3 июня 1569 года были аннексированы Польшей у Литвы, в свою очередь захватившей эти земли после ослабления Руси нашествием монголов. Польская аннексия Украины открыла собой наиболее тяжкий – после монгольского – период в жизни украинского народа, однако она одновременно запускала неизбежный процесс борьбы украинской ветви русского народа за свержение польского ига и воссоединение с великорусской ветвью русского народа в едином государстве.
В 1654 году этот процесс привёл к началу воссоединения Левобережной Украины с Россией на Переяславской раде. Но за почти сто лет до этого на Украине завязывался ещё один потенциально опасный узел проблем. Усиленные Люблинской унией, они усугубляли «ливонские» проблемы России уже тем, что теперь традиционный недруг был склонен проводить в отношении России ещё более враждебную политику.
Глава 13
Карстен Роде – балтийский капер «московитского» царя и принц Магнус – ливонский «буфер» Москвы
Не подлежит сомнению, что параллельно с «объединительной» работой Польши и Литвы в духе Люблинской унии Краков усилил свою подрывную работу среди московской знати – иного просто быть не могло. Именно поэтому в 1569 году Иван и был вынужден физически ликвидировать фактор Владимира Старицкого, то ли отравив его, то ли просто казнив вместе с сыновьями Юрием и Иваном. Двоюродный брат царя, потенциальный кандидат на русский престол, человек Ивану и интересам государства не близкий, Владимир был естественным центром и знаменем недовольного боярства и представлял собой для Ивана и для будущего России огромную проблему.
Устранив фактор Владимира Старицкого, Иван одну из больных проблем решил. Однако и после этого заботы и проблемы наваливались на Ивана IV и Россию с самых разных сторон. Впрочем, ничего другого нельзя было и ожидать. Начав Ливонскую войну, Россия Ивана Грозного впервые в своей постмонгольской истории вломилась в самую болевую зону интересов почти всех тогдашних центров силы. По-разному, но действия Ивана были связаны с интересами Англии, Франции, Нидерландов, Дании, Швеции, Померании, Любека, Австрии, Польши, папского Рима, Венеции, а в придачу – ещё и турецкой Оттоманской Порты.
