Однако мира не получилось, и в январе 1558 года русская армия под командованием князя Василия Глинского и московского вассала – касимовского царевича Шейх-Али (Шиг-Алия, Шигалея) вступила на территорию Ливонии. Уже в первые недели войны был обеспечен успех, в том числе – за счёт действий конных татар, черемисов, мордвы в составе русских войск.

Благоденствующая бюргерская немецкая Ливония тогда ужаснулась, но такой была эпоха. Обращаясь к художественной литературе, можно вспомнить следующие строки: «Уже той самой ночью, когда татары миновали пограничный столб, небо побагровело от зарева, раздались ужасные вопли и плач людей, по которым шла железная стопа войны… все немецкие посёлки, колонии, деревни, городки превращены были в реку огня, орды татар разлились по этому спокойному и до сих пор не ведавшему горя краю…»

Впрочем, огорчу либералов: это – строки не из романа о нашествии на цивилизованную Европу «московитских» варваров… Это – описание действий татар благородного пана Анджея Кмицица, данное в романе «Потоп» певцом рыцарства польской шляхты Генриком Сенкевичем. Оценивая действия пана Анджея, другой благородный пан – Михал Володыевский, заявлял: «Вся дивизия с большим уважением следила за твоей работой. Ничего, одни головешки да cadavera (лат. «трупы». – С.К.)».

Требуются комментарии?

Иноплеменный элемент – прежде всего татарский, конечно, и в составе русских войск вряд ли был безгрешен, но его грабительские импульсы, надо полагать, русским командованием сдерживались. Литературный герой польский партизан Кмициц имел целью устрашение в чистом виде, он занимался государственным террором, как занимались им и реальные прототипы Кмицица, а русские приходили в Ливонию с задачей если и не включить эти земли в состав России, то сделать их дружественными России или, по крайней мере, зависимыми от России. Уже поэтому воеводы Грозного должны были стремиться к обеспечению лояльности местного населения, в том числе – и немецкого городского. А тот факт, что коренное население Ливонии относилось к русским сочувственно, показывает, что даже татары Грозного вели себя в Ливонии иначе, чем татары Кмицица в Пруссии.

К тому же начавшаяся война была успешна для русского оружия не в силу локального устрашения, а прежде всего в силу русской военной силы. В начале лета 1558 года русские войска, руководимые П. И. Шуйским, О. И. Троекуровым и А. И. Шеиным, осадили город Нёйхаузен. Магистр Ливонского ордена Вильгельм фон Фюрстенберг с двухтысячным орденским войском потерпел поражение. Русские взяли 20 крепостей, в том числе Нарву-Ругодив – удобную торговую гавань, и Дерпт (Юрьев). Осенью армия Шуйского вернулась в Россию, оставив в крепостях небольшие гарнизоны. Иван Грозный говорил: «Я завоевал Нарву и буду пользоваться своим счастьем». По сути, «для счастья» России требовался лишь этот, но прочно закреплённый за Россией клочок Прибалтики – русское «окно в Европу».

В устье Наровы, ниже Иван-города для расширения «Нарвского плавания» посланцы Грозного Дмитрий Шастунов, Пётр Головин и Иван Выродков приступили к сооружению нового порта с гаванью, и летом 1558 года он уже мог принимать первые суда. Весной 1559 года датские послы сообщали своему королю, что русские приступили к закладке больших морских кораблей. Последнее, увы, не соответствовало действительности – Грозный тщетно пытался выписать в Россию корабельных мастеров, Европа ему в этом отказывала. Позднее европейские авторы на все лады расписывали подозрительность русских, их стремление к изоляции, а на деле опередившая Россию в развитии Западная Европа блокировала для русских возможности перенимать европейский опыт. Не Россия изолировалась от Западной Европы, а Западная Европа изолировала от себя Россию. Станешь тут подозрительным, когда против тебя то и дело строят козни и каверзы, устраивают провокации, плетут интриги… И суть их не в обычных дипломатических пакостях, а в цивилизационном неприятии. Главное же: Европа не желала делиться с Россией знаниями и умениями, отдавая давний «монгольский» должок.

Балтийский русский флот не был пока что даже призраком, тем не менее Европа встревожилась… Польский король Сигизмунд II Август писал английской королеве Елизавете: «Московский государь ежедневно увеличивает своё могущество… он приобретает средства побеждать всех». Датский король, а также австрийский император Фердинанд I издали указы о запрещении захода судов в русскую Нарву. По сути, это был для Европы «момент истины», и он открывал Ивану IV глаза на подлинное отношение к нему европейских «братьев»-государей, его «коллег» по престолам.

В 1559 году в результате второго похода в Ливонию русских войск было взято 11 городов. В январе 1560 года русская армия под командованием П. И. Шуйского, В. С. Серебряного и И. Д. Мстиславского начала военные действия с осады и взятия первоклассной крепости Мариенбург (Алуксне). В августе русские войска разгромили орденскую армию под Эрмесом (Эргемс), осадили Феллин (Вильянди) и вынудили противника, имевшего в крепости около 470 орудий (это – по источникам, а реально, возможно, существенно меньше), к сдаче. Успешным действиям русских войск способствовали восстания местных крестьян, вспыхнувшие в Ливонии против немецких феодалов. Происходил фактический распад Ливонского ордена. Таким образом за два года войны русские войска овладели важнейшими крепостями (Дерпт, Нарва, Феллин и др.) и решили участь ордена. В 1561 году он прекратил своё существование.

При сдаче Феллина 21 августа 1560 года в русский плен попал и бывший магистр Ливонского ордена Вильгельм фон Фюрстенберг. В 1559 году этот немецкий дворянин под влиянием неудач ордена сложил свои полномочия и поселился в Феллине. Взятому в плен Фюрстенбергу Иван IV выделил «на прожиток» городок Любим на Ярославщине. Дипломаты Австрийской империи и Тевтонского ордена добивались освобождения экс-магистра из плена, однако русское правительство соглашалось на это при условии протектората России над Ливонией. Немец так и умер в Любиме.

Перед Россией открывались блестящие балтийские перспективы, особенно с учётом того, что русские могли опираться в Ливонии на всю массу коренного населения – латышей и эстонцев. Латышский народ сложился на основе балтских племён куршей, латгалов, земгалов, селов. Эстонцы имели предками прибалтийско-финские племена ливов и эстов. При этом как латыши, так и эстонцы ко времени начала Ливонской войны несколько веков жили под гнётом немецких и датских феодалов, рыцарских орденов и немецких бюргеров. Ненависть к пришельцам за века не угасла, ассимиляции на массовом уровне не произошло. Напротив, развивалось национальное самосознание, в 1525 году была издана первая книга на латышском языке.

Ивану Грозному не было необходимости включать Ливонию в состав России – очень уж разным был строй жизни там и на Руси, и царь это понимал. Ивану было достаточно иметь в лице Ливонии «буферный» протекторат. Для ливонцев – даже для бюргеров, это был бы хороший вариант, но он не устраивал ливонские и европейские