Именно поэтому Павел заявил в Гал 3:28, что в новой жизни верующих и крещеных будет «мужской пол и женский». Он не желает смягчить и тем более устранить сложность и богатство мужской и женской человеческой природы. Он просто хочет по-новому понять всё в полноте ἔσχατον'а – последней и окончательной фазы истории мира, куда войдут те, кто принят в царство умершего и воскресшего Господа и свободен, потому что освобожден Христом.

Христианская свобода – не самодержавная власть «располагать собой», которую в реальности имели не все люди, а лишь мужчины – полноправные жители греческого полиса или Римской империи, но не женщины, не дети, не рабы. Христианская свобода – это «свобода от» и «свобода для»: свобода от греха, от Закона, от смерти; свобода для Бога, для другого человека, для всех людей, наконец, это освобождение и агапическая любовь.

Свобода, для которой освобождает Христос, – это освобождение от всех форм рабства, но не анархия, опьяненная самой собой и в конечном счете разрушительная.

Павел даже не мечтает отменить созданное при сотворении гендерное различие, записанное в Быт 1:27 (см. раздел 3.2). Если вдуматься, Павел не отстаивает и простого равенства мужчины и женщины «перед Богом». Еще меньше он хочет освятить притязания на превосходство мужчины над женщиной. Он отвергает не правильное использование различий, а злоупотребление ими, противоречащее радостной вести об освобождении от зла и о преображении вселенной. Если вместе с событием «Христос» в мир вторглось последнее время, то нужно жить в деятельном ожидании нового неба и новой земли. В этом «промежуточном времени» мужское начало остается мужским и женское женским: различия между ними «стали относительными, но не были устранены»[236].

Взаимность мужского и женского не равнозначна взаимозаменяемости. Но при этом различие, обусловленное половой принадлежностью каждой личности и всех личностей вообще, не препятствует облечься в воскресшего Господа, т. е. стать в полном смысле слова Им преображенным существом и тем самым причастником радикально новой, предельно полной реальности, которая достигается «во» Христе Иисусе.

Следовательно, нужно отбросить безапелляционное заявление о том, что даже с учетом Гал 3:28 «нет никаких причин считать Павла апологетом феминистской теологии и нет никаких оснований рассматривать ход событий после Павла как плачевное падение с высоты прежней женской свободы»[237].

Но в какой-то степени можно согласиться, что «в тексте Павла присутствует немалая доля утопии. Но присутствует и сила именно христианской утопии»[238].

Чуть позже мы увидим, как эта «утопия» поплатилась за некоторую свою двусмысленность. И все-таки она стала зародышем преобразования, ферментом будущего – не больше, но и не меньше. Разумеется, в перипетиях истории новая маскулинность и новая фемининность, воссозданные «по Богу в праведности и святости истины» (Еф 4:24), находились в непрерывном становлении и подвергались испытаниям. Их конкретное воплощение зависело и всегда будет зависеть от свободы и ответственности отдельных лиц, мужчин и женщин.

С точки зрения Павла, отныне мера человечности – это мера не мужская и не женская и даже не «мужчины и женщины» из Книги Бытия. Если в Торе строгие нормы были установлены теологически, то в Евангелии они пере-устновлены христологически. Из этого следует, что «мужское и женское» бытие, принадлежавшее к порядку изначально хорошего, но затем падшего творения, становится теперь «во» Христе примиренной с Богом «новой тварью».

Эта «новая тварь» сейчас, в «уже» того времени, в котором нам дано жить, по-прежнему стенает, как при родах (Рим 8:22) и «еще не» достигла своего совершенства, но однажды, несомненно, станет участницей – в своей мужской и женской природе – окончательного преображения в новое небо и новую землю.

9.5. Неоднозначная свобода. О длинных волосах, подстриженной голове, покрывале и не только

Если мы зададим себе вопрос: подтвердил, смягчил или опроверг Павел идеи, так энергично провозглашенные им в Гал 3:28, – то можно ответить, что смысл этого стиха воспроизведен снова в 1 Кор 12:13 и еще раз в Кол 3:11, однако с некоторыми существенными изменениями.

Христианам Коринфа Павел пишет: «Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело, иудеи или эллины, рабы или свободные, и все напоены одним Духом».

В Послании колоссянам (скорей всего, оно написано не самим апостолом, а одним из его учеников), сохранившим, можно считать, существо учения Павла, утверждается: «нет ни эллина, ни иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (3:11).

В 1 Кор 12:13 упомянуты – уже в положительном смысле – только два из трех разделений Гал 3:28: рабы – свободные, иудеи – греки, но отсутствует пара «мужчины и женщины». В Кол 3:11 к противопоставлениям Гал 3:28 добавлены другие (обрезание – необрезание, варвар – скиф), но опять отсутствуют «мужчина и женщина». В обоих текстах (1 Кор и Кол) утверждается учение о новом человечестве, где разделения и конфликты, унаследованные от искажения «первого творения» будут преодолены во всеохватывающем радостном «новом творении». Но почему в этих текстах не повторяется «нет мужеского пола, ни [и] женского»? Может быть, после стиха Гал 3:28 (и до написания 1 Кор 12:13) Павел решил, что призыв к коринфянам перейти к «освобожденному» образу жизни, воплощающему новизну Евангелия и отличающемуся от их культурной среды, может быть воспринят неоднозначно? Или же о чем-то подобном задумался автор Послания колоссянам? Может, христианская свобода подверглась опасности тяжких злоупотреблений и смущала многих новообращенных?

Павел предвидел такую возможность уже тогда, когда писал христианам Галатии: «Стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства. ‹…› К свободе призваны вы, братия, только бы свобода (ваша) не была поводом к угождению плоти (σαρκί); но любовию (ἀγάπη) служите друг другу» (5:1, 13).

Значит, Павел должен был увещевать христиан Коринфа, за которых опасался больше, чем за галат, а позднее он (или кто-то от его имени) предупреждал христиан из Колосс?

К сожалению, речь шла не только об опасности. В самом деле, Павел должен был признать, чтобы свобода могла превратиться в предлог для жизни «по плоти», а не «по духу», и дегенерировать в распутство при попустительстве единоверцев. Не было никакой уверенности, что пасомые не впадут в соблазн «ветхого человека» – тем более те, кто много лет были язычниками. И действительно, в Коринфе не только некоторые новообращенные, как мы знаем, посещали проституток (раздел 9.3), но были и такие, которые, хотя и называли себя «братьями», совершали поступки, считающиеся инцестом (1 Кор 5:1–2), были «блудники, или лихоимцы, или идолослужители, или злоречивые, или пьяницы» (1 Кор 5:11).

В общем, христианская община Коринфа весьма драматическим образом