Шрифт:
Закладка:
И за все время их знакомства пажу ни разу не удалось остаться со своей королевой наедине – она всюду таскала за собой эту смешливую подругу, рядом с которой, по вполне объяснимым причинам, Безымянному было не по себе.
Но юноша все равно не собирался сдаваться, продолжая верить в свою избранницу.
А вот Безымянная нашла в себе силы от своих притязаний отказаться. Нет, она не охладела к своему Ангелу, она любила его по-прежнему нежно и самоотреченно. Даже глубже и мучительней, чем раньше. Но всю силу своей страсти она обратила теперь на то, чтобы дать ему душевную поддержку и помочь осуществлению его желания. Она искренне хотела ему счастья и, кажется, была благодарна другу даже за ту сладостную боль, которую причиняли ей его исповеди. Лилия поняла это, и уже смотрела на подругу не свысока, как было раньше, а с сочувствием и уважением.
Переполняло страданием чуткое сердце Безымянной и то, что каждый день происходило в Доме исполнения желаний. Вечерами жрецы и жрицы собирались в красной гостиной и встречали гостей. Были среди них и мужчины самого разного возраста и положения, и стервозного вида дамы, прячущие лицо под вуалью. Они по-хозяйски выбирали себе любовников и любовниц, деловито, как товар в магазине, и те уводили гостей к себе, чтобы выполнить все их прихоти и воплотить в жизнь их извращенные фантазии.
Дом был просто пропитан благовониями, их тяжелый запах давил на психику, подавляя волю, душил, вызывая дурноту.
Безымянная с молчаливого позволения жрецов не участвовала в вечерних вакханалиях, но на душе у нее все равно было как-то муторно и отвратно. Скоро она начала замечать, что живет как тряпичная кукла, голова которой набита ватой, не ощущая вкуса жизни. Она чувствовала себя птицей, посаженной в клетку. И другие жрецы казались ей такими же птицами. Она была в панике.
Чтобы не думать обо всем этом, она искусственно погружала себя в сон. Эти сны были все равно, что глоток свежего воздуха, это были сказки о любви. Вот только в роли своего партнера она все чаще видела почему-то не Безымянного, а того, другого.
Они танцуют Огонь и Пламя. Сердца их бьются в едином ритме. Дыханья стали одним дыханьем. Сплетают руки. Сливают губы. Навстречу – бедра. Касанье. Жженье. Волна пожара. Томленье. Сладость. Лаская нежно. Сливаясь страстно. Ища губами. Ловя дыханье. Горя. Пылая. Врастая. Тая. Сливая чресла. В одном дыханье. В едином ритме. Одно. Едины. Вот снял она маску. Глаза – пронзают, уста – в насмешке: «Лорд Атаман я!»
Она сидит, уютно закутавшись в тигровую шкуру, и тает от тепла и нежности. Он называет ее по имени и бережно гладит по голове. Мягкий, глубокий голос звучит проникновенно, окутывает душу радостью и покоем. «Феникса…» Переполненная счастьем, выдыхаю в ответ: «Мой милый, милый Лаверд».
Бушует непогода. Грохочет гром, сверкает молния. Деревья скрепят и стонут под напором ветра. Раболепно пригнулась к земле трава. Колючий, тяжелый ледяной дождь колотит по голове, по шее, по рукам… Мокрое, тяжелое платье облепило ее тело, мешая идти. Под ногами хлюпает. Намокшие сандалии истерли в кровь ее уставшие ноги. Сучья хлещут ее по лицу. Свежие раны саднят и горят. Но она продолжает идти.
Она знает, что там, где ждет ее он, не будет непогоды. Там будет теплый ветер, ласковое солнце и его мягкие губы. Вместо боли – утешение. Вместо отчаяния – надежда. Вместо дороги – дом.
Они идут, взявшись за руки, по шелковому ковру цветущего луга. Сердце ее – как наполненная до краев чаша. Счастье, умиротворение, гармония и покой переполняют ее – как бы не расплескать. Она знает, чувствует, что и ее спутник сейчас спокоен и счастлив.
Ноги утопают в траве. Теплый ветер ласкает плечи. Все вокруг купается в лучах солнца.
Где-то там, впереди, зеркальное озеро, на котором танцуют, встречая влюбленных, ослепительно сверкающие золотым опереньем жар-птицы.
Вообще-то, Безымянный уже давно был не слишком веселый, но тут, как только вошел, все сразу поняли – что-то случилось.
– Лилия, ты, помнится, как-то говорила что-то про лорда Маркруза, – начал он без предисловий. – Он что – неотразимый мужчина, раз ни одна из знавших его жриц не избежала его чар?
– Если честно, насчет чар судить не могу – сама я с ним не знакома, – заметила Лилия, – спроси лучше и Гавви, Мо или Блю. Если, конечно, они захотят рассказать. Но, думаю, им это будет неприятно.
Блю, присутствующая при разговоре, помрачнела.
– Очень неприятно, – скорее простонала, чем произнесла она. – Но если это очень важно…
– Боюсь, что да!
– Тогда что именно тебе рассказать?
– Все. И как можно полнее. Прости, что причиняю тебе боль, но мне и вправду очень важно знать о нем все.
– Хорошо, – кивнула Блю, – может, и мне это, в конце концов, принесет облегчение. По поводу чар – на меня он сперва произвел неплохое впечатление: такой сильный уверенный, властный, полный скрытой страсти… в общем, определенный магнетизм в нем есть. На самом деле он страшный человек – извращенец с ярко выраженными садистскими наклонностями. Он бил меня даже по лицу, – вздохнула Блю. – Но это даже мелочь по сравнению с тем, что он сделал со мной потом. Посмотри, – позвала она Безымянного, оголяя плечо – грязное слово, правда? Так звучит полное имя, которое я от него получила. Имя-ругательство, клеймо, которое я должна носить всю жизнь. Он насильно выжег это имя у меня на плече, наверное, чтоб я его не забывала, – и Блю разрыдалась.
– Боюсь, что он к тому же сумасшедший, – заключила Лилия.
– Я стала свидетельницей одной его забавы, – тихим голосом добавила Безымянная. – Он травил собаками мальчугана. Слуги считают его полузверем.
– Ты легко отделалась, раз ему не удалось овладеть тобой, – заметила Лилия. – Значит, не такой уж он, слава Светилу, неотразимый, – повернулась она к Безымянному. – Но ты-то почему им интересуешься?
– Кажется, он набивается в женихи к моей невесте, – мрачно пошутил Безымянный. – Вчера он прибыл в Большой Маяк и сразу же нанес визит Дозарянам. Мурава проговорилась, что покойный лорд Маркруз дружил с дедом Белорозы, и отец Белорозы видит в молодом Маркрузе хорошую партию для своей дочери. Сегодня он снова должен быть у них. И, судя по поведению
