Какой же это был прекрасный день для всех и для всего! Во-первых, сама Страта: от кухни Дон Линга в подвале до владений Сирила на верхнем этаже весь дом блестел, вычищенный старыми, но прилежными руками Пита. В гостиной, в комнате Бертрама и в его мастерской стояли огромные букеты розовых роз, смягчавшие мрачную торжественность старой мебели. Перед огнем лежала и щурила сонные желтые глаза стройная серая кошка, украшенная огромным бантом, в точности совпадавшим по цвету с розами (Бертрам лично проследил за этим). В мастерской Бертрама последнее «Лицо девушки» уступило место целой группе холстов и декоративных тарелок, на каждой из которых была изображена Билли Нельсон. Наверху, где сокровища Уильяма хаотически заполняли полки и шкафы, почетное место было отдано небольшому квадрату черного бархата, на котором покоилась пара затейливых эмалевых зеркальных ручек из Баттерси. В комнатах Сирила, обычно аскетически-строгих, появились красивый восточный ковер и кресла в мягких чехлах – теперь тут принимался во внимание и еще чей-то вкус.

Когда дамы позвонили в дверь, Пит впустил их с такой быстротой, что можно было бы предположить, будто он тайком подсматривал в окно. На лице Пита боролись невозмутимость, соответствующая его высокому положению, и восторг при виде гостей. Невозмутимость выдержала дружеское приветствие миссис Стетсон, но пала, когда Билли Нельсон радостно сказала:

– Доброе утро, Пит!

– Боже ты мой, как приятно снова вас видеть. – Восторг занял господствующие позиции.

– Скоро она переберется сюда насовсем, Пит, – улыбнулся старший Хеншоу, спеша к гостям.

– Хорошо бы прямо сейчас, – прошептал Бертрам, который, несмотря на спешку Уильяма, добрался до Билли первым.

С лестницы послышался звук, который издают ноги в тапочках.

– Ковер привезли и занавески тоже, – сообщил «хозяйский» голос, в котором мало кто узнал бы голос Сирила Хеншоу. – Вам непременно нужно на них посмотреть после обеда, – голос, очевидно, обращался ко всем, но глаза обладателя голоса видели только светловолосую девушку, которая стояла в тени за спиной Билли и оглядывалась вокруг с некоторым страхом.

– Я же раньше никогда не бывала в твоем доме, – объяснила Мари Хоторн тихо, дрожащим голосом, когда Сирил помог ей снять манто.

В комнате Бертрама, когда гости и хозяева разместились у окна, проснулась серая кошка, лениво потянулась и снисходительно посмотрела на людей.

– Иди-ка сюда, Спунки! – велела Билли, поманив к себе ленивое создание. – Спунки, когда я стану твоей хозяйкой, тебе придется сменить либо имя, либо поведение. Такая ленивая и независимая кошка никак не сможет заменить моего маленького резвого Спунка!

Все засмеялись. Уильям гордо посмотрел на свою юную тезку и сказал:

– По-моему, Спунки нисколько не встревожилась. – Тем временем кошка вспрыгнула на колени Билли так, как будто это было ее обычное место. Бертраму это показалось восхитительным. Он смотрел на Билли еще с большей гордостью, чем его брат.

– По-моему, никто здесь не тревожится, – тихо сказал он.

Билли улыбнулась.

– Мне кажется, вам стоило бы тревожиться раньше, – сказала она. – Подумать только, какая я была несносная поначалу!

Сияющее лицо Уильяма слегка омрачилось.

– Это все придумала Кейт! – резко сказал он.

Билли покачала головой.

– Не думаю, – возразила она. – Теперь мне кажется, что я могла вас расстроить… несколько раз. Например, я уверена, что мешала Бертраму работать.

– Ты меня вдохновляла, – поправил ее Бертрам. – Подумай только, сколько раз ты мне позировала.

На лицо Билли на мгновение легла тень, но сразу же пропала – ее возлюбленный не успел ничего заметить.

– И я знаю, что мучила Сирила, – Билли обратилась к нему.

– Ну, я признаю, что порой ты мне здорово мешала, – почти со своей прежней спокойной грубостью ответил он.

– Ерунда! – заявил Уильям. – Ты всегда приносила в этот дом только радость, Билли, дорогая моя, так будет и дальше.

– Спасибо, – скромно сказала Билли, – я буду это помнить на тот случай, когда мы с Питом поспорим из-за украшения стола, а Дон Лингу не понравится, какой суп я заказала.

Бертрам встревожился.

– Билли, – тихо сказал он, пока остальные смеялись над ее замечанием, – если хочешь, мы можем уволить Пита и Дон Линга.

– Уволить? – возмущенно спросила Билли. – Конечно нет!

– Но Пит уже стар, а…

– Да, и где же он состарился? На кого он работал те пятьдесят лет, пока старел? Разумеется, Пит останется в этом доме, пока сам не захочет уйти. А что до Дон Линга…

Повинуясь внезапному жесту Бертрама, она замолчала. Подняв глаза, она увидела Пита.

– Обед подан, сэр, – объявил старый дворецкий, глядя на хозяина.

Уильям поспешно встал и подал руку тете Ханне.

– Уверен, мы все умираем с голоду, – сказал он.

Обед был хорош и отлично сервирован. Да и как могло быть по-другому: Дон Линг на кухне и Пит в столовой старались изо всех сил. Но даже если бы индейка была жесткой, как подошва, а пироги начинили бы опилками вместо вкуснейшей начинки, четверо из присутствовавших за столом вряд ли бы это заметили. Сирил и Мари обсуждали, куда поставить новый буфет, а Бертрам и Билли говорили о следующем Дне благодарения, когда, по словам Бертрама, в Страте воцарится «самая милая хозяйка на земле». Какое значение могли иметь в этих обстоятельствах нежность индейки и вкус начинки для пирогов! Впрочем, для тети Ханны и Уильяма это было достаточно важно, так что им повезло, что обед удался.

– А теперь, – сказал Сирил после обеда, – пойдемте посмотрим на ковер.

Согласившись с этим предложением, все шестеро поднялись по длинной лестнице. Билли несла дополнительную шаль для тети Ханны – в комнатах Сирила всегда было прохладно.

– Да, я знала, что она нам понадобится, – сказала она Бертраму, забирая шаль из передней, – именно поэтому и взяла ее с собой.

– Святые угодники, Сирил, как вы это выносите? Все эти лестницы? – пыхтела тетя Ханна. Поднявшись наверх, она рухнула на ближайший стул, с которого Мари еле успела спасти край занавески.

– Не уверен, что справлялся бы с ними сразу после такого обеда, – рассмеялся Сирил. – Возможно, стоило дать вам отдохнуть час-другой.

– Но тогда бы уже стемнело, и никто не увидел бы ковер, – возразила Мари. – Он настоящий персидский, из Кермана, и я очень им горжусь! – добавила она для остальных. – Я бы хотела, чтобы вы полюбовались им при дневном свете. И Сирилу он больше нравится днем.

– Кто бы мог подумать, что Сирилу вообще понравится какой-нибудь ковер? – усмехнулся Бертрам, глядя на яркие, нежные краски.

– В самом деле, мисс Мари, – добавил он, обращаясь к маленькой невесте, – как вы вообще убедили Сирила купить ковер? У него тут никогда не было ничего подобного.

В голубых