Блез с трудом смог совладать с этой слабой женщиной, успокоить её, усадить в машину и отвезти домой. У Бланш был до того тяжёлый нервный срыв, что она потеряла связь с реальностью. Она без конца повторяла свою страшную, жестокую исповедь, глядя в одну точку. На что-то, чего никто кроме неё не видел.

На кого-то.

Ей казалось, будто Эрик де Валуа был жив. Будто он навис над собственным гробом мрачным привидением, чьи лицо и тело были изуродованы страшными ожогами.

Блез своими любовью, заботой и терпением помог ей успокоиться, помог прийти в себя. И в конце концов заставил написать заявление на увольнение.

— Я, может, сейчас обыкновенный новостник, но дай мне пару месяцев. Вот увидишь, я найду золотую жилу! — обещал он.

Бланш не успела порадоваться его энтузиазму, не дождалась его успехов.

Конечно, она написала заявление на увольнение, но по контракту обязана была отыгрывать свою крохотную роль до конца сезона.

И с каждым днём ей было всё тяжелее появляться в Opéra Garnier.

Луи из насильника превратился в монстра, его окружение — в мерзких чертей, а от его пения Бланш не испытывала ничего, кроме горечи и гадливости. С каждым днём ей казалось, будто от скопившегося отвращения из горла должна была выплеснуться желчь.

И в один из таких тягостных, бесконечных, отвратительных дней к ней пришёл Призрак Оперы.

Она была одна в женской гримёрной. Другие артистки уже отправились за кулисы.

— Бланш.

— Мсье! — вскрикнула она, подскочив с места. Стул с грохотом свалился на пол, со стола полетели стоявшие на краю косметические принадлежности. — Мсье де Валуа!

Она дрожала от ужаса, и в то же время ей хотелось броситься на шею чудом спасшемуся мужчине.

Но Бланш, как обычно, сдержалась. Сделав к нему шаг, она вспомнила свою вину перед ним. Вспомнила, что своим молчанием уничтожила его. Вспомнила, что была на его похоронах.

Вспомнила наставления врачей.

«Мадам Бувье, в вашем состоянии возможны галлюцинации, если вы будете брезговать успокоительными препаратами».

Бланш отвела взгляд, потом снова подняла его на Эрика, потёрла воспалённые глаза. Призрак не исчез.

— Мсье де Валуа… вы живы? Господи, вы живы!

— Мсье де Валуа мёртв, — холодно бросил мужчина, впившись в неё взглядом. В его карих глазах, обычно надменных и полных блеска жизни, сейчас была непроглядная пустота. — И ты одна из моих убийц.

— Мсье де Валуа, позвольте мне объясниться!

— Тебе не кажется, — процедил он, выйдя из тени, сорвав с себя маску. — Что для объяснений уже поздно?!

Бланш закричала, побелела, рухнула на колени. Она видела Эрика де Валуа во всём блеске его славы, в какой-то момент его утончённая красота даже пленила её.

Поэтому зрелище, представшее её глазам, было так неописуемо ужасно.

В тот момент Бланш увидела не просто отвратительное уродство.

Она увидела крах всех своих надежд.

Эрик, если он реален, пришёл не просто так.

Только жажда мести заставила бы его вернуться в Opéra Garnier. В театр, лишивший его семьи, дома и будущего.

Подступившие слёзы пришли на помощь девушке. Из-за них перед глазами всё начало плыть, и прозрачная пелена скрыла гротескное уродство некогда великого артиста.

— Простите… Простите меня.

— Бланш, — он выпрямился, его голос звучал спокойно и размерено. — Ты знаешь, зачем я здесь?

— Да.

— Тогда ты должна понимать, что уже не покинешь стен Opéra Garnier.

Девушка сжала губы в тонкую линию.

— Ты жалкое, омерзительное, трусливое существо, — без каких-либо эмоций произнёс Эрик. — И всё же… не ты сожгла мой дом. Поэтому с тобой Призрак Оперы в первый и последний раз проявит милосердие.

— М… милосердие?

— Садись. И пиши исповедь. Пиши завещание, прощальные слова, признание в любви — плевать! Я даю тебе час, трусливая скотина. Не уложишься — это твоя — и только твоя — беда. Второго шанса я тебе не дам.

Он достал часы на цепочке, посмотрел на время. Бланш закусила губу. Как раз через час начинался её рабочий день, ей требовалось выйти на сцену и отыграть опостылевшую маленькую роль.

Блез не придёт так рано. Не спасёт. Не поможет.

А если и попытается, его настигнет та же участь, что и её.

Призрака Оперы не остановят ни мелкий журналист, ни его рыдающая супруга. Он выбрался из Ада, чтобы утолить жажду мести.

Схватив сценарий, Бланш стала судорожно, дрожащей рукой записывать роковую встречу на чистых сторонах листов.

Встречу с Призраком Оперы.

— Мне не хватило времени сказать тебе самое важное, — произнёс Блез лишённым эмоций голосом. — Я одна во всём виновата. Я люблю тебя. Пожалуйста, забудь обо мне, живи дальше, найди иное счастье. Ты был моим лучом надежды, и мне жаль, что я собственными руками, своей трусостью уничтожила себя. Нас. Прости.

На последнем слове он сжал губы в линию. Блез цитировал последние слова Бланш, которые она с трудом вывела на листе из-за дрожащих пальцев. Когда журналист нашёл письмо супруги, оно было всё ещё мокрым от слёз.

Он надолго замолчал, уронив голову, глядя вниз, на сцену. И, наблюдая за Блезом, Изабель понимала, почему в какой-то момент журналист сорвался с цепи. Ему больше было нечего терять. Он спешил восстановить справедливость.

Вот только справедливость уже была восстановлена.

Мрачная, жестокая, неумолимая справедливость гения, свергнутого с пьедестала.

— Она ждала ребёнка, — прохрипел Блез. — А её повесили. Прямо на этих проводах.

Изабель сжала губы в линию. Краски схлынули с её лица. Теперь девушка понимала, почему Эрик выбрал такое необычное и неудобное место для встречи.

Удивительно, каким жестоким мог быть человек, которого до безумия любила Изабель.

Но даже сейчас она мысленно оправдывала его, ни в чём не винила, желала спасти.

Бланш стала жертвой чистой, неконтролируемой ярости.

Бедняжка.

— Изабель, — произнёс Блез, встретившись с ней взглядом, — я уверен, что и вы ждёте ребёнка. Только он об этом не знает.

Она встретилась взглядом с Эриком и невольно сжалась. Конечно, у неё уже возникали подозрения на этот счёт, но полной уверенности у девушки не было. И ей не хотелось, чтобы посторонний судил о её состоянии.

— Не твоё дело, Бувье, — отреагировал Эрик.

— Как раз моё. Думаешь, я позволю тебе испытать хоть каплю счастья?

Эрик стиснул зубы, его руки затряслись и потому Изабель крепче сжала их. Нельзя было допустить, чтобы он снова выхватил оружие, применил его.

В прошлый раз Блез оскорбил Изабель, но прямо ей не угрожал.

А зная, как болезненно Эрик относился к своей семье, к близким людям, девушка не сомневалась, что в этот раз лезвие точно окажется у журналиста в горле.

— Мсье Бувье, —