Переименовав униатскую церковь в греко-католическую и предоставив ей равный с римским католицизмом статус, монархия превратила ее из инструмента польского господства в зародыш украинской национальной церкви, возникшей в полном объеме после 1848 года. Указы Марии Терезии и Иосифа II повысили статус греко-католических семинарий до уровня высших учебных заведений. В 1848 году молодые русины-выпускники стали первыми лидерами русинского национального движения. Их дети составили ядро светской интеллигенции, которая возглавляла движение до 1918 года и далее. Вторая реформа усовершенствовала иерархию и административный персонал, восстановила Галицкого митрополита и учредила соборную кафедру для епископов Пшемысля и Лемберга (Львова). Эти нововведения тоже оказались долговременными и просуществовали до 1946 г. Но прошло еще полвека, прежде чем русины смогли стать противовесом польскому экономическому и культурному господству в Галиции. И тогда результаты оказались не такими, как ожидала Вена. Альтернативная стратегия поощрения немецких колонистов к поселению в провинции в качестве противовеса польскому господству не оправдала ожиданий. Небольшое число переселенцев, которые откликнулись, быстро ассимилировались в господствующей польской культуре. После ряда потрясений венские чиновники нехотя пришли к выводу, что единственная альтернатива - это договориться с поляками, которые готовы лояльно служить монархии.

После разделов Польши с австрийским правлением в Галиции согласились только высшие слои шляхты. Широко распространенное сопротивление среди мелкой шляхты и бывших польских офицеров достигло пика в 1809 году после оккупации Наполеоном Вены. В 1830 году возникли заговоры, но, в отличие от того, что произошло в Царстве Польском, они были пресечены австрийской полицией до того, как переросли в восстание. Накануне 1848 года Габсбургская монархия разделилась во мнениях относительно стратегии освобождения. Одни выступали за восстание во всех трех частях разделенной Польши; другие стремились вести общеевропейскую войну против России с баз в Галиции и Великом герцогстве Позен в Пруссии. Революции 1848 года вспыхнули еще до того, как Вена отменила трудовые повинности в частных поместьях, лишив тем самым шляхту поддержки со стороны крестьянства. В итоге они присоединились к венграм в надежде, что совместными усилиями смогут восстановить свои исторические границы на землях между врагами-близнецами, австро-германцами и русскими. Военное возрождение Габсбургов и массированное вторжение русской армии в 1849 году подавили революции в Галиции и Венгрии и восстановили статус-кво. Но габсбургские лидеры извлекли из этого фиаско иной урок, чем русские. Отныне они изменили свою политику в Галиции и стремились договориться с теми поляками, которые были готовы сотрудничать.

В 1867 году соглашение с галицийскими поляками позволило им присоединиться к немцам и мадьярам в качестве одной из трех основных рас в империи Габсбургов, хотя путь к согласию был нелегким. После 1848 года польские аристократы добивались от Вены автономии в обмен на непоколебимую лояльность в качестве противовеса венграм. Шаг за шагом они добились дальнейших уступок: сначала создания выборного сейма, затем возведения польского языка на один уровень с немецким в делах государственной политики. За этим последовало открытие Ягеллонского университета с польским языком обучения, создание в 1871 году министерства по делам Галиции в Вене и учреждение в 1873 году Польской академии наук. В течение шестнадцати из двадцати пяти лет с 1850 по 1875 год пост вице-короля занимал поляк Агенор Голуховский. Но автономия означала власть польских помещиков - только 10 % населения могли голосовать - над русинским крестьянством. Монархия вознаградила их желание сотрудничать, сделав наместничество Галиции польской монополией и назначив польского ландесмейстера Галиции постоянным членом каждого австрийского кабинета. Два польских аристократа, граф Альфред Потоцкий и граф Казимеж Бадени, стали единственными негерманскими премьер-министрами Двуединой монархии. До конца века поляки занимали более видное место в центральных министерствах, чем представители любой другой негерманской национальности.

В последние десятилетия существования монархии габсбургская бюрократия вовлекла корпоративные органы приграничных территорий в почти непрерывный процесс переговоров, чтобы обойти тупик, в который зашел парламент из-за конфликта между национальностями. После 1897 года назначения на министерские посты все чаще производились из высших слоев государственной службы. Бюрократия сохранила, а в некоторых случаях даже усилила свой контроль над массой внутренних административных вопросов - от регулирования торговли и промышленности, санитарии и начального школьного образования до уголовного правосудия. Однако бюрократия, как и армия, не смогла обеспечить интегрирующую функцию, необходимую для примирения конкурирующих интересов приграничных территорий и центра. Бюрократы оставались разделенными по поводу своего долга перед императором и государством, и их нервировала борьба между центром и национальностями, в которую они были неохотно втянуты.

Запутанные отношения с политическими партиями еще больше снижали эффективность габсбургской бюрократии, поскольку избранные представители национальностей стремились использовать мощное административное государство в своих интересах.87 Этот процесс пережил крах монархии. Элиты государств-преемников, многие из которых были смягчены на политической арене Габсбургов, продолжали править, сочетая мощную централизованную бюрократию с выборным парламентом. Но различия были разительными. В отличие от отброшенной имперской модели, парламенты контролировались доминирующей в стране этнической группой без посреднического присутствия императора. С меньшинствами практически не торговались. Такая формула легко приводила к авторитарному правлению.

Российская империя

В борьбе за пограничные земли Россия начала удлинять свой перевес над соперниками при Петре I, "Великом". Хотя у него не было грандиозного замысла, его политика была направлена на централизацию административных, финансовых и военных институтов империи, устранение внутренней оппозиции, присоединение и ассимиляцию евразийских пограничных территорий от Балтики до границ Китая. Его решение построить новую столицу на крайней северо-западной периферии империи стало, пожалуй, самой смелой попыткой восстановить символическую роль имперского города. Этот шаг, силой навязанный непокорному населению, рекламировал его стремление пересмотреть приоритеты российской внешней политики и культурной ориентации.

Не желая окружать свой новый город стенами, несмотря на то, что он строился на землях, по-прежнему принадлежавших Швеции, он заявил о намерении продолжать войну до победы, чего бы это ни стоило, и приступить к прорыву барьерных государств, преграждавших России прямой выход в Европу. Без преувеличения можно сказать, что это решение определило курс российской политики на последующее столетие по приобретению западных пограничных земель в борьбе и за счет Швеции, Речи Посполитой и Османской империи. Но ни Петр, ни его преемники не могли игнорировать старую столицу и второй город России, Москву, как отправную точку для экспансии на южных рубежах. Действительно, у России по-прежнему было "два сердца"; каждое из них служило местом проведения имперских ритуалов и церемоний, а также символом имперской судьбы России88.

Армия и реформа

Как и в других завоевательных государствах, основой государственного строительства Петра была армия.