Совершенно иную позицию занимает анонимный автор польского памфлета, появившегося в Варшаве в 1782 г. под названием «О необходимости еврейских реформ в землях польской короны». Писатель, маскирующийся под псевдонимом «Безымянный гражданин», выступает против регрессивных мер, за законодательство утилитарно-просвещенческого характера. Что касается еврейской религии, то он готов оставить евреям свои догмы, но считает необходимым бороться с их «вредными религиозными обычаями», такими как большое количество праздников, диетические законы и т. д. По его мнению, важно ограничить их общинную автономию, ограничив ее религиозными вопросами, чтобы евреи не образовали государство в государстве. Чтобы стимулировать слияние евреев с польской нацией, их следует заставить использовать польский язык в своих деловых отношениях, отказаться от идишского языка и запретить печатать книги на иврите или ввозить их из-за границы. Что касается экономической стороны, то евреям следует запретить содержать постоялые дворы и продавать в них спиртные напитки, оставив им открытыми только ремесла, честный бизнес и земледелие. Таким образом, проект «Безымянного гражданина» стремится сделать евреев «безобидными» путем принудительного объединения, точно так же, как предыдущий проект Замойского пытался достичь той же цели путем принудительной изоляции. После «безобидного» еврея можно признать достойным получения равных прав со своими христианскими согражданами.

Нетрудно разглядеть в этом проекте влияние политики Иосифа II, который аналогичным образом стремился произвести «улучшение» еврея посредством принудительного просвещения и его слияния с местным населением в качестве предварительного условия для достижения им равноправия. права. Создается впечатление, что проект был встречен дружелюбно в прогрессивных кругах польского общества, воодушевленных идеями восемнадцатого века. Анонимный памфлет появился во втором издании в 1785 г., а третье издание было опубликовано в 1789 г. Бутримовичем, депутатом Четырехгодичного сейма, добавившим свои комментарии. Через год Бутримович извлек из своего издания проект еврейской реформы и представил его комитету сейма, который тогда заседал в разгаре Великой французской революции.

Что касается внутренней жизни этой еврейской массы в миллион душ, то она являет то же печальное зрелище распада. Социальная гниль среды, яд разлагающегося тела Польши, проникли в еврейскую жизнь и стали подтачивать ее некогда столь прочно укоренившиеся устои. Общинная автономия, которая была опорой общественной еврейской жизни, безошибочно разваливалась. В юго-западной области, в Подолии, Волыни и Галиции, — последняя была аннексирована Австрией, — она была разрушена великим религиозным расколом, произведенным хасидизмом. Кахальская организация шаталась к своему падению либо из-за разделения общины на две враждебные фракции, хасидов и миснагдим, либо из-за инертности хасидского большинства, которое, слепо подчиняясь велениям цадиков, было неспособно социальная организация. На северо-западе, в Литве и Белоруссии, ставшей русской провинцией, партия раввинов, шедшая рука об руку с кагалскими властями, превосходила силы хасидизма. Тем не менее организация «Кагал» была заражена общим процессом вырождения, охватившим всю страну в период разделов. Еврейская плутократия последовала примеру польских панов в эксплуатации бедных рабочих масс. Раввинат, как и польское духовенство, обслуживал богатых. Светская и церковная олигархия, контролировавшая кагал, подвергала общину возмутительно несоразмерному начислению государственных и общинных налогов, возлагая основное бремя на бедные классы и тем самым ставя их на грань разорения. Парнасимов, или надзирателей общины, а также раввинов иногда признавали виновными в растратах, ростовщичестве и шантаже.

Угнетение кагалской олигархии доходило до таких масштабов, что страдающие массы, не помня о традиционном запрете обращаться в «суды язычников», часто стремились добиться возмещения ущерба от христианской администрации против этих еврейских сатрапов. В 1782 г. представители низших сословий, в основном ремесленники, еврейского населения Минска подали в Литовский финансовый трибунал жалобу на местную кагалскую администрацию, которая «совершенно разоряла минскую общину». Они утверждали, что вожди кагалов присваивали поступления от налогов, а излишки присваивали в свою пользу, что посредством херема (отлучения от церкви) они выжимали из бедняков всевозможные доходы и присваивали их кровные гроши. Заявители добавляют, что за попытку разоблачить проступки кагала перед администрацией они были арестованы, заключены в тюрьму и выставлены в синагоге по приказу надзирателей кагала.

В Вильно, столице Литвы, прославленной как за аристократичность ума, так и за аристократичность происхождения, произошел раскол в рядах самой кагалской олигархии. Почти двадцать лет шел конфликт между раввином, неким Самуилом Вигдоровичем (сыном Авигдора), и кагалом, или, вернее, между раввинской партией и кагаловской партией. Раввин был осужден за коррупцию, пьянство, необъективные судебные решения, лжесвидетельство и так далее. Тяжба между раввином и кагалом ранее была передана в арбитражный суд, а также на конференцию литовских раввинов. Поскольку волнения и волнения в городе не утихали, обе стороны обратились в 1785 г. к Радзивиллу, виленскому воеводе, который принял решение в пользу кагала и уволил раввина с должности.

Простой народ, стоявший между двумя воюющими сторонами, был особенно ожесточен по отношению к кагалу, злоупотребления и злодеяния которого превышали всякую меру. Несколько позже, между 1786 и 1788 годами, появился поборник народного дела в лице Симеона Вольфовича (сына Вольфа), который, выступая в качестве выразителя еврейских масс Вильно, должен был бороться и страдать от их имени. Чтобы отвратить преследования со стороны кагала, Вольфовичу удалось добиться от короля Станислава Августа «железной грамоты», гарантирующей неприкосновенность личности и имущества ему и всему еврейскому сообществу, «которую тирания кагала довела до грани разорения». Это не помешало кагалским властям подвергнуть Симеонахерему и занести его имя в «черную книгу», а воевода, перешедший на сторону кагалских тиранов, отправил мятежного поборника народа в тюрьму Несвижа (1788 г.). Оттуда заключенный направил свой меморандум Четырехлетнему сейму, подчеркивая необходимость коренного изменения общинной организации евреев и призывая к упразднению кагалской власти, так тягостно давившей на народ. Эта борьба между кагалом, раввинатом и простым народом потрясла до основания социальную организацию евреев Литвы незадолго до присоединения этой страны к Российской империи.

Мрачную картину поведения общинной олигархии дает один из немногих широко мыслящих раввинов того периода:

Вожди [раввины и старейшины] потребляют приношения народа и пьют вино за наложенные ими штрафы. Имея полный контроль над налогами, они оценивают и отлучают [своих противников]; они вознаграждают себя за свою общественную деятельность всеми имеющимися в их распоряжении средствами, как открыто, так и тайно. Они ни шагу не делают без взятки, а бедняки несут бремя... Ученые угождают богатым, а что касается раввинов, то они имеют только презрение друг к другу. Изучающие Талмуд презирают тех, кто занимается мистикой и каббалой, в то время как простой народ принимает свидетельство того и другого и делает вывод, что все ученые позорят свое призвание... Богатые