Шрифт:
Закладка:
Раньше Даниэла часто сравнивала Феликса с роботом и была уверена, что ему вообще не знакомы никакие эмоции, однако это оказалось не так. Просто они не вписывались в его логически стройную и упорядоченную картину мира, потому что он предпочитал игнорировать их, но это не означало, что их не существовало. Как выяснилось, какие-то чувства в нём всё-таки жили, и при столкновении с ними он полностью терялся и не знал, что делать.
Нетрудно было догадаться, что в этом и заключалась главная причина, по которой Феликс так относился к окружающим: он не уделял никакого внимания возникавшим у него эмоциям и не считал нужным разбираться в том, что ощущают другие. Пожалуй, всё, чего ему не хватало — это понимания, как живут обычные люди вокруг него, и именно Даниэла решила объяснить ему это.
План её был одновременно прост и сложен. Если раньше Феликсу успешно удавалось избегать подобных ситуаций, то теперь нужно было создать для него такие условия, при которых сделать это он не сможет. Действовать, естественно, нужно было осторожно и аккуратно, чтобы он ничего на заподозрил, но на стороне Даниэлы оказались сразу два преимущества. Во-первых, Феликс не видел в ней серьёзной противницы, а во-вторых, она ему нравилась, и он готов был терпеть её чудачества и дальше. Оставалось только надеяться, что ей повезёт, и всё пройдёт именно так, как запланировано.
Поднявшись по боковой лестнице на второй этаж, Даниэла медленно подошла к кабинету математики и остановилась возле него. Со стороны актового зала доносились приглушённые звуки музыки, которые постепенно растворялись в тишине школьных коридоров, а за дверью не слышалось ни малейшего шевеления. Наверное, Феликс сидел за одной из первых парт с неизменной кипой бумаг, смысла которых Даниэла до сих пор так и не поняла. Но, с другой стороны, если её как старосту закидывали такой кучей поручений, можно было представить, как тяжело приходится ему.
Наконец, она набралась смелости, негромко постучала ногтями по двери и, подождав немного, открыла её. Феликс, вопреки ожиданиям, не был ничем занят и стоял у окна возле учительского стола, скрестив руки на груди и привалившись плечом к стене. Похоже, он о чём-то задумался, потому что даже не обернулся при появлении Даниэлы, а она подошла к нему и тоже уставилась на пасмурный зимний пейзаж.
— Я только что с Максимом разговаривала, — сказала Даниэла после недолгого молчания.
— Я знаю, — коротко ответил Феликс.
— И откуда только ты всё знаешь?
— Это единственный человек, у которого ты могла бы выпросить мой номер.
Даниэла посмотрела на него, но его лицо, как обычно, сохраняло равнодушное выражение. Он до сих пор так и не взглянул на неё, словно то, что происходило на улице, было гораздо интереснее.
— Ты не хочешь с ним помириться? — спросила она.
— Я с ним не ссорился.
— Он обижен на тебя из-за того, что ты ничего не рассказал ему про нас с тобой, — сказала Даниэла и дыхнула на стекло.
Оно запотело, и на нём она вывела пальцем контур сердечка, после чего принялась стирать внутреннюю его часть.
— Если бы он узнал, то обязательно влез бы со своей помощью, — объяснил Феликс. — Ты уже видела, что происходит, когда другие пытаются вмешаться.
— Но это же не повод заканчивать вашу сколько там летнюю дружбу.
— Семнадцатилетнюю, — уточнил он.
— Тем более, — сказала Даниэла. — Мне показалось, что он скучает без тебя, хотя и не хочет этого показывать.
Феликс это никак не прокомментировал, а она решила пока не настаивать на их немедленном примирении. Всё равно ему скоро придётся извиниться, если, конечно, всё сложится удачно. Резким движением ладони Даниэла стёрла нарисованное на стекле сердце и повернулась спиной к окну.
— Феликс, тебе когда-нибудь бывает грустно? — спросила она, облокотившись на подоконник.
— Какое это имеет значение? — сказал он и наконец-то посмотрел на неё.
— Мне это важно.
— Зачем?
— Просто хочу понять, о чём ты думаешь, — сказала Даниэла, откинув голову назад, и уставилась на потолок. — Иногда мне кажется, что я совсем ничего о тебе не знаю.
— Может быть, так и есть.
— Вот я и хочу это исправить. Так тебе бывает грустно?
— Возможно.
Разговор заходил в тупик, и становилось ясно, что Феликс не собирается ни в чём ей признаваться. Впрочем, Даниэла и не надеялась, что всё будет так просто, поэтому у неё уже был припасён запасной план на случай сопротивления.
Так как самые очевидные методы ничего не дали, она решила сразу перейти к крайним мерам. Даниэла упёрлась ладонями в подоконник и запрыгнула на него, а затем придвинулась ближе к Феликсу и обвила его шею руками.
— Вот мне часто бывает грустно, — призналась она, заглянув ему в глаза. — Потому что я тебя люблю, но никакой радости это мне не приносит.
В ответ он промолчал, но Даниэла и не рассчитывала на что-то другое. Вся находчивость и изобретательность Феликса мгновенно исчезала, если ему приходилось разбираться в чужих чувствах. В любом другом случае, скорее всего, он сбежал бы, но от Даниэлы просто отмахнуться не мог.
— Мне иногда кажется, — продолжила она, — что я тебе только мешаю. Нигде, кроме школы мы не общаемся, и то, если я тебя разыщу, на мои сообщения ты не отвечаешь, ни о чём рассказывать не хочешь. Вечерами я просто лежу, уставившись в одну точку, и думаю о том, что, наверное, просто вижу то, что хочу видеть.
В носу защипало, и Даниэла сделала глубокий вдох, чтобы отогнать подступавшие слёзы. Несмотря на то, что всё это она сказала намеренно, её слова были абсолютной правдой, поэтому голос у неё задрожал, и от Феликса это не укрылось.
— Это не так, — ответил он.
По нему было видно, что Даниэла поставила его в тупик неожиданным признанием. Он смотрел на неё и не мог подобрать подходящих слов, и чтобы облегчить незавидное положение Феликса, она притянула его к себе и поцеловала. Сначала он словно застыл, а затем обхватил Даниэлу и крепко прижал к себе, но она не позволила себе слишком увлекаться, поэтому внезапно оторвалась от его губ, но не отстранилась.
— Феликс, ты так и не ответил мне, — прошептала она. — Тебе хоть иногда бывает грустно?
— Да, — тихо сказал он. — Большую часть времени.
— Из-за чего?
Его реакция оказалась крайне неопределённой, потому
