class="title1">

Глава 14

Когда Катьяни проснулась, то обнаружила, что замотана в бинты, словно мумия. Поверх бинтов была надета свободная синяя роба. К счастью, нижняя половина ее одежды была не тронута. Она все еще лежала на полу экипажа, но уже на боку, а под головой у нее была мягкая подушка. Ее спина все еще пульсировала, но боль будто бы принадлежала кому-то другому. Но из-за этого боль в ее сердце стала только острее. Она подумала обо всем, что потеряла – дом, семью, доброе имя – и удивилась, что вообще все еще живет и дышит. Словно тростник, устоявший после того, как буря уничтожила все деревья вокруг.

– Вот почему я ненавижу вмешиваться, – раздался раздраженный голос Ачарьи. – Однажды начав, я уже не смогу остановиться.

Она чувствовала, что он устал. В борьбе с яту он напряг все свои силы и все еще до конца не восстановился. Так что демонстративное землетрясение в зале суда далось ему труднее, чем следовало бы.

Экипаж покачнулся, и она поморщилась, пытаясь удержаться на месте.

– Мы въезжаем в Нандовану, – сказал Дакш.

– Наконец-то.

Ачарья вздохнул:

– В Чанделе я больше не чувствую себя в безопасности.

Как и я, Ачарья.

– Лес тоже не безопасен для тебя, отец.

– Он безопаснее, чем дворец Аджайгарх. Катьяни это подтвердит, не так ли?

Катьяни приоткрыла свои потрескавшиеся губы.

– Змеи, – прошептала она. Дворец был заполнен существами, которые выглядели как люди, но имели сердца змей.

Ачарья, конечно, ее понял. Он бы понял это даже без связи, потому что знал – то, что отличает людей от чудовищ, на самом деле находится у них в душе.

Эта связь была одновременно и похожа и непохожа на ту связь, которая была у нее с Хемлатой. Ачарья не пытался отгородиться от нее. Скорее, он доверял ей самой держаться на надлежащей от него дистанции. Она чувствовала, что он считает эти узы мерзостью и ему ненавистно, что ради спасения ее жизни пришлось прибегнуть к таким методам. Как он все это объяснит, когда вернется в гурукулу? А она сама, что она скажет Ирфану и Нимайе?

Она потрогала татуировку на своей шее. Голубая бабочка сначала превратилась в черного ворона, а теперь и в белого голубя. Когда она уже избавится от нее раз и навсегда?

Ачарья наклонился вперед.

– Когда мы доберемся до гурукулы, я избавлюсь от нее.

Она облизнула губы.

– Долг.

– Ты найдешь способ его выплатить, – сказал он. – А возможно, тебе и не придется этого делать. Ведь во всем этом, по крайней мере частично, есть и моя вина. Мне жаль, что я появился так поздно.

Дакш открыл тыквенную флягу с водой и протянул ее Катьяни. Его лоб нахмурился, глаза были полны беспокойства.

Айрия, почему ты так беспокоишься обо мне? Ее губы дрогнули, и на сердце стало легче. Она села и пила до тех пор, пока тыквенная фляга не опустела. Затем она прислонилась плечом к скамейке, стараясь не касаться ран на спине. У Катьяни кружилась голова, но у нее было слишком много вопросов, чтобы хранить молчание.

– Как вы узнали о судебном процессе? – спросила она.

– Анонимное письмо, – ответил Дакш. – Мы вышли из гурукулы сразу же, как только прибыл почтовый голубь.

– Я не ожидал, что принц будет тебе мстить, – сказал Ачарья. – И определенно не так скоро, иначе я бы вообще не оставил тебя с ним.

– А как насчет пятнадцати лет назад? – спросила она, не глядя на него. Не желая чувствовать его вину, но позволяя ему почувствовать ее гнев.

Ачарья заерзал на своем месте:

– Что в прошлом, то в прошлом. Я не могу этого изменить.

– Я просто хочу знать, что произошло, – сказала она.

– Конечно, – сказал он. – Твой дедушка пришел ко мне и сказал, что ты была похищена его врагами, Чанделами. О связи мы узнали уже гораздо позже. Сначала мы даже не знали, жива ли ты. Малва и Чандела воевали, и я решил не вмешиваться.

– Почему они похитили меня? – спросила Катьяни. – Что они надеялись получить?

Ачарья покачал головой:

– Я не знаю. Возможно, изначально они намеревались использовать тебя в качестве заложника, но позже королева передумала. Я не проводил расследование, и теперь сожалею об этом. Но я всегда держался подальше от политики. Я сохраняю нейтралитет, и все королевства соперничают за то, чтобы отправить своих принцев ко мне на обучение. Это позволяет мне прививать нравственные ценности гурукулы будущим правителям. Так что я надеюсь, что с каждым последующим поколением количество войн, которые приносят столько страданий простым людям Бхарата, будет все меньше и меньше.

– Это работает? – спросила она, не потрудившись скрыть сарказм в своем голосе.

Он задумался:

– Трудно сказать, пока я жив. К тому времени, когда гурукулу возглавят мои сыновья, они смогут об этом судить.

Катьяни взглянула на Дакша. Его лицо снова было непроницаемым. Этот человек был загадкой. Он нес ее на спине под проливным дождем вниз по нескольким сотням скользких ступенек. И все же даже Ачарью она понимала лучше, чем его, и дело было не только в связи. О чем ты думаешь, Дакш? Чего ты хочешь? Ты был так зол на всех них из-за меня. Все дело только в чувстве справедливости или же дело в чем-то еще? Ей хотелось бы знать ответы на свои вопросы. Ей хотелось, чтобы это было так же просто, как если бы она схватила его за воротник и потребовала ответов.

Экипаж резко остановился, и кучер закричал.

Катьяни охватило ощущение дежавю. Несколько месяцев назад она, Айан и Бхайрав подверглись нападению яту по дороге в гурукулу. Казалось, это было целую вечность назад. Тогда у нее все еще были два ее брата, а сама Катьяни даже не знала, кто она такая на самом деле.

Дакш выпрыгнул из кареты, и она услышала лязг вынимаемого из ножен меча. Ачарья последовал за ним и, опираясь на посох, спустился на землю.

– Оставайся внутри, – приказал он, прежде чем захлопнуть дверь.

Черта с два она останется внутри. Руками она протащила себя по полу, толкнула дверь и высунула голову наружу.

Ее глазам предстало удивительное зрелище.

Перед экипажем стояла прелестная молодая женщина. У нее были волнистые черные волосы, большие блестящие глаза, гладкая оливковая кожа и пухлые красные губы, изогнутые в соблазнительной улыбке. В носу у нее было серебряное кольцо, а одета она была в красное сари, открывавшее ее плоский живот, и тонкую блузку без бретелек, которая мало что оставляла воображению. Едва ли так выглядит человек, который может заставить мужчину кричать. Если, конечно, не считать криков