— Не провиснет, — выдал заключение Палыч, — никакая кость не прокушена, синяк будет, и все. Рану я обработал, тут и зашивать не нужно, само зарастет.

— А если она бешеная?

— Это вряд ли, — отмахнулся доктор, убирая свои инструменты в чемоданчик, — собачка явно породистая, хозяйская, обученная, с чего ей беситься-то?

— А ты почем знаешь, Палыч, что собака породистая? — заинтересовался Кокушкин.

— Ну как же, если шавка какая подзаборная наскочит, то она норовит штаны порвать и в ногу вцепиться, а тут видно, что штаны не тронуты, одним прыжком собака в руку вцепилась. Профессионально, стало быть, обучена приемам охранным. Ты небось руками размахивал, угрожал хозяину-то? — обратился он к Михаилу.

— Это жена его, он к ней приехал отношения выяснять, — не без удовольствия уточнил Кокушкин.

— Ага, стало быть, побить ее хотел, да?

— Да не бил я, — всхлипнул Михаил.

— Ну, замахнулся, вот собачка и решила ее защитить, раз больше некому. Ты не горюй, еще легко отделался, она за хозяйку могла и горло перегрызть!

С этими словами Палыч удалился, а Кокушкин, правильно определив, что Михаил сейчас все расскажет, повел его в свой кабинет.

И не ошибся в своих расчетах, потому что слова полились из Перышкина неудержимым потоком. Так капитан узнал про фирму «Стройтраст», про контракт и про исчезнувшие двадцать миллионов рублей, из-за которых Михаилу пришлось скрываться. Жена сбежала, и он ее искал, чтобы…

Тут в кабинет заглянул дежурный и сообщил, что прибыл начальник службы безопасности фирмы «Стройтраст» Никита Аргольд.

— Не отдавайте меня ему! — заверещал Михаил. — Он меня убьет!

Капитан подумал, что Никита Аргольд явно небольшого ума, если поверил, что такая мелкая шушера как Перышкин мог украсть двадцать миллионов. Или тут вопрос иной, но какое ему-то, Кокушкину, до всего этого дело? На нем два убийства висят, как гири пудовые, а эти пускай сами со своими проблемами разбираются.

И он пошел к Аргольду. И как только бросил на него первый взгляд, то вздрогнул. Определенно он видел где-то эти рыбьи глаза, ну да, взгляд снулой рыбы, а на самом деле все примечает…

Аргольд был настроен миролюбиво, он выслушал все претензии, согласился заплатить штраф и многословно извинился за поведение своих сотрудников. Сказал, что сам их взгреет. И капитан понял, что, в сущности, он не может больше задерживать тех троих. Нет у него для этого никаких оснований.

— А я? — спросил Михаил, увидев, что трое во главе с Аргольдом покинули отделение. — А что со мной будет? Я ни в чем не виноват, я жертва!

— Слышали уже! — отмахнулся Кокушкин. — Значит, так, гражданин Перышкин, сейчас я позвоню вашей жене и попрошу ее приехать сюда. Если она подтвердит ваши показания, то я вас отпущу.

Отчего-то Перышкин не очень обрадовался.

— Может, я лучше пойду?

— Сиди уж, пока эти не уехали! А то как бы и правда не накостыляли за все хорошее! Не попадайся им под руку!

И он набрал номер, что дала ему Лизавета, когда он ее провожал.

В кабинете Кокушкина (если можно назвать кабинетом маленькую тесную комнатку, которую почти полностью занимали старенький письменный стол и стеллаж с картонными папками) кроме самого капитана сидел мой неподражаемый муж.

Михаил нянчил перевязанную руку и смотрел на меня с затаенной обидой.

— Вот, Лизавета Сергеевна, этот гражданин утверждает, что он — ваш муж и что приезжал, чтобы, так сказать, возвратить вас в лоно семьи. Документы его это подтверждают. То есть что муж. А вот остальное…

— Остальное… — протянула я. — Остальное заключается в том, что он и особенно его мамаша обошлись со мной по-свински… пытались свалить на меня кражу денег…

— Я не пытался! — вскинулся Михаил. — Это все мама… она таким образом пыталась меня защитить…

— Ее попытка чуть не увенчалась успехом! И, когда я все же смогла чудом скрыться от преследования, она снова попыталась меня найти и сдать тем же людям!

— Ну, Лизанька… — начал Михаил примирительно не своим, а каким-то блеющим голоском. — Мы все были в нервах… сама понимаешь, такое опасное положение… давай все забудем, помиримся… я лично готов все тебе простить…

— Ты? Мне? Интересно, что это ты мне готов простить?

— Ну, то, что ты меня тогда не дождалась… уехала одна…

— Что? — Я подбоченилась. — Это что же, выходит, я тебя бросила на вокзале?

— Ну, может, я тоже был не прав… но вот твоя собака меня покусала… — Он высоко поднял перевязанную руку и демонстративно поморщился от боли.

— И правильно сделала! — отчеканила я. — Ты снова пытался меня сдать тем людям, и Оська тебе помешал! Оська — мой единственный настоящий друг!

Михаил открыл рот, как выброшенная на берег рыба, и пытался еще что-то сказать, но безуспешно.

— Закрой рот, муха залетит! И уматывай куда хочешь — хоть к черту, хоть к дьяволу, хоть к своей мамочке! И чтобы я тебя больше никогда не видела!

Он закрыл рот и поднялся.

На лице у него было выражение детской обиды. Как будто у него отняли любимую игрушку.

— Постойте, гражданин Перышкин, — остановил его капитан. — Я вам еще пропуск подпишу…

Наконец Михаил вышел.

Кокушкин проводил его взглядом, в котором было видно неприкрытое презрение.

Как только дверь за ним закрылась, я смущенно проговорила:

— Извините…

— За что?

— За то, что вам пришлось стать свидетелем такой неприятной сцены. Вот не хотела с ним ругаться при посторонних, а получилось…

— О, вы не представляете, чего я только не навидался в этом кабинете! Сегодняшняя сцена — это так, цветочки. К тому же я вроде как не совсем посторонний…

— Все равно извините.

— Да не вопрос. Я вас охотно извиню, если вы мне ответите на несколько вопросов…

Я посмотрела на него выжидательно:

— И чего… или кого эти вопросы касаются? Моего мужа?

— Нет, с вашим мужем как раз все понятно. Он весь на виду. И это дело насчет украденных денег… оно не в моей компетенции. А вот хозяин дома, где вы снимаете комнату… он человек загадочный. Что вы о нем знаете?

— Да мало что… — заюлила я. — Да мы почти не общались. Он вечно где-то пропадает… куда-то уходит…

— Хочу вам показать одну фотографию. — Кокушкин достал из ящика стола большой выцветший снимок и положил передо мной. — Этот мальчик… он вам никого не напоминает?

Я взглянула на фото.

Мальчика на нем я сразу узнала — ведь я только что видела в тайной комнате Василия фотографию его в детстве.

Поэтому я, не задумываясь, ответила:

— Это он, Василий…

— Надо же, сразу узнали! — огорчился