Шрифт:
Закладка:
Мальчик перебрался на самые тонкие ветки, но зверь не отставал, он был уже совсем близко…
Еще немного…
И тут ветка подломилась, и мальчик упал на землю.
К счастью, он ничего себе не сломал, только на мгновение замешкался от удара.
Но тут же зверь спрыгнул вслед за ним.
При этом он уронил какой-то блестящий предмет, который откатился прямо к ногам мальчика.
Вася машинально поднял этот предмет.
Это был большой овальный камень, тускло-голубой, внутри которого перебегали багровые вспышки.
Мальчик опомнился и бросился бежать, сжимая в руке камень.
Зверь несся за ним огромными, бесшумными прыжками.
Исход этой гонки казался очевидным.
Очередным прыжком зверь нагнал мальчика, сбил его с ног.
Вася поднял руки в нелепой и жалкой попытке защититься от склонившегося над ним ужаса…
В одной его руке был камень.
Лунный свет упал на этот камень, и тот вспыхнул багровым светом, как огромный глаз…
И вдруг зверь отступил, попятился, прижался к земле, как испуганная кошка.
С ним снова начала происходить метаморфоза — но теперь перемены происходили в обратную сторону.
Звериные черты постепенно исчезали, уступая место человеческим.
Исчезли полосы на коже, страшные когти втянулись в ладони, убрались желтоватые клыки, и морда хищника на глазах превращалась в подобие человеческого лица… человеческого лица, перекошенного ужасом и страданием…
И из уст этого чудовища вырвались хриплые, едва различимые слова:
— Прости, владычица… прости за то, что я сотворил… ты знаешь, что я не властен над собой…
Мальчик не выдержал всего, что на него навалилось, и потерял сознание…
Когда его нашли, он не мог даже говорить.
Все люди казались ему монстрами, оборотнями, он смотрел на них — и ждал, что те превратятся в жутких зверей.
Прошло несколько дней, пока он смог снова заговорить.
Но когда он рассказал о той ночи, об оборотне, который растерзал его родителей, — никто ему не поверил.
Люди подумали, что его детская психика надломилась, не выдержав ночи, проведенной в лесу. Тем более что никаких кровавых останков на поляне не нашли. Получалось, что папа и мама просто исчезли без следа.
— Больше года я провел в больницах. А потом меня усыновили дальние родственники, очень хорошие люди, — продолжил Василий свой рассказ. — Они сделали все, чтобы я забыл о событиях той ночи… точнее, о своем видении, о галлюцинации, как они считали. И это им со временем почти удалось — я почти забыл все, что тогда произошло.
Почти — потому что иногда мне снились сны, в которых я видел монстра, на глазах превращающегося в зверя.
Монстра, который терзает моих родителей и гонится за мной.
Но со временем эти сны приходили все реже и реже…
Да, вот еще что я забыл тебе сказать.
Когда я очнулся в том лесу, в руке у меня был зажат камень. Полупрозрачный серо-голубой камень. Вот этот самый. — Василий поднял камень, который выпал из шкатулки. — Я никому его не показывал, прятал, проявляя чудеса изобретательности. Почему-то я знал, что это очень важно. Когда я подрос, я узнал, что такой камень называется лунным.
А потом, когда я уже был взрослым — четырнадцать лет спустя, — случилось вот что.
Я проснулся посреди ночи, как будто меня разбудил чей-то голос. Громкий, требовательный голос.
В окно комнаты заглядывала луна — огромная, багровая, словно пропитанная кровью.
Эта луна смотрела на меня, как будто хотела что-то сказать…
— Суперлуние! — проговорила я.
— Да, потом я прочел об этом явлении. Но тогда… тогда я словно услышал гипнотический голос луны — и вспомнил ту ночь, когда погибли мои родители.
Вспомнил ее в мельчайших деталях.
Вспомнил монстра — особенно страшным был момент, когда человеческое лицо превращалось в морду свирепого хищника… когда из него исчезало все человеческое…
И тогда я точно понял, что это не было галлюцинацией, видением. Видение не может быть таким подробным, таким достоверным.
Это было на самом деле…
А через несколько дней я узнал, что в ту самую ночь, когда меня разбудила багровая луна, в Нижнезаводске произошло двойное убийство, удивительно похожее на убийство моих родителей.
Я понял, что тех людей убил он — тот самый монстр, который растерзал моих родителей и чудом пощадил меня…
— И ты поехал в Нижнезаводск?
— Я подумал, что должен любой ценой остановить его. И что у меня даже есть то, что поможет его остановить — вот этот самый камень. Лунный камень, который имеет над ним таинственную власть.
А потом узнал, что главный подозреваемый по этому делу погиб в аварии…
На какое-то время я успокоился, поверил, что монстр мертв, что убийств больше не будет.
Но потом в астрономическом журнале я прочитал, что вскоре снова, как четырнадцать лет назад, как двадцать восемь лет назад, должно произойти суперлуние — и в мою душу снова закрался страх…
Я стал сомневаться: в самом ли деле монстр в человеческом облике погиб в том ДТП?
— А как ты поселился здесь, в этом доме? Тут жили твои приемные родители?
— Нет, они… они умерли, просто умерли, сначала отец от инфаркта, потом мама, она не смогла пережить его смерть. И я… со мной трудно жить, я знаю.
— У тебя никого не было? Ни жены, ни друзей, ни девушки… — Мне вдруг стало ужасно его жалко, так что я даже погладила его по плечу. Оська тут же отошел от него и посмотрел на меня с неудовольствием — дескать, чего это ты разнюнилась? Меня только можно гладить…
А вот не будешь голову ему на колени класть и хвостом вилять!
— А потом… — Василий не заметил нашего обмена взглядами, — потом я вдруг понял, что мне нужно уезжать из того города, где я жил, и переезжать сюда. Не спрашивай, как я это понял, просто понял — и все. Продал родительскую квартиру и купил этот дом, тут как раз хозяйка умерла, наследники мне и продали. И я стал ждать. И случилось то, что случилось. Ты знаешь. Он снова убил… Значит, он вовсе не умер. И никогда не умрет… Так и будет убивать и убивать, не оставляя никаких следов.
— Ты искал следы там, да? — Я вспомнила про сапоги.
Василий закрыл лицо руками. Его плечи вздрагивали, и я подумала, что этот мужественный человек, несший в одиночку страшный груз, плачет.
Но когда он отвел руки от лица — его глаза были сухими, только полными ненависти.
— Он будет убивать снова и снова, и в этом — моя вина!
— Твоя? Почему твоя?
— Потому что я давно должен был