Как уже говорилось, капитан не любил собак, но при виде покусанного бывшего мужа Лизаветы Перышкиной почувствовал к Оське нечто вроде симпатии — уж больно противный был мужик. Да какой он мужик, дрянь мелкая и трус…

— Разберемся! — отрезал Кокушкин. — В доме еще кто-нибудь есть?

Михаил замялся, и Кокушкин махнул рукой:

— Разберемся!

В течение нескольких минут он обошел дом — но больше никого в нем не нашел, и полиция уехала. Не было в доме ни хозяина, за которым он, собственно, и приехал, ни Лизаветы с собакой.

Шум на улице затих.

Я не могла понять, что там произошло. В какой-то момент мне показалось, что я слышу голос Кокушкина, но я не была уверена, что не ошиблась, и побоялась заявить о себе.

С улицы не доносилось ни звука.

Я выждала еще несколько минут… еще полчаса…

Больше ждать не имело смысла.

Я попыталась разобрать свою баррикаду, но это оказалось не так просто. Создать ее я смогла, потому что паника удвоила мои силы, сейчас же это было для меня чересчур.

Стеллаж со своим железным содержимым плотно впечатался в окно, и отодвинуть его не было никакой возможности.

И тут я увидела на потолке, в дальнем углу подвала, квадрат более темного цвета. Это явно было похоже на люк… Ну да, я же видела его в прошлый раз, когда закрывала окно, просто сейчас от стресса все из головы вылетело.

Я пододвинула к этому месту несколько ящиков, влезла на них и нажала на потолок.

Моя идея подтвердилась — это был люк, и он с небольшим сопротивлением открылся. Надо же, вроде в прошлый раз мне это не удалось — очевидно, сейчас от отчаяния прибавилось сил.

Я подтянулась и влезла в люк.

Следом за мной ловко вскочил Оська. Просто не собака, а цирковая обезьяна!

Я огляделась.

Это почти ничего не дало, потому что в комнате, где мы оказались, было темно.

Тогда я включила подсветку своего телефона и посветила по сторонам…

Сперва из темноты на меня взглянули какие-то лица, но потом луч упал на обычный электрический выключатель.

Я щелкнула кнопкой, и под потолком вспыхнул свет.

И тут у меня волосы встали дыбом.

Все стены в этой комнате были оклеены фотографиями и вырезками из газет.

Некоторые вырезки были мне знакомы. Здесь был фрагмент газеты «Нижнезаводские новости» со статьей о поиске пропавшей работницы Антонины Зайцевой и ее приятеля Павла Кружкина и о том, что были найдены их изуродованные тела.

Только кроме самой заметки здесь было приколото несколько фотографий, от которых меня замутило — на фото были изображены окровавленные фрагменты человеческих тел.

Также были здесь статьи о суперлунии — в частности, статья какого-то психиатра, который рассуждал о том, как это явление действует на сознание некоторых пациентов психиатрических клиник.

А рядом с этой заметкой была приколота статья из какого-то научно-популярного журнала, посвященная культам луны в различных древних религиях.

Здесь упоминались божества, о которых я слышала и читала: греческие Артемида и Геката, римская Диана, египетский Тот. Но гораздо больше было таких, о которых я никогда прежде не слышала: шумеро-аккадская Нанна, индийская Чандра, ацтекская Мецтли…

Глядя на стену, я почувствовала, что ноги меня больше не держат, и опустилась на пол. Но это не помогло, потому что чуть ниже к стене было приколото еще несколько заметок.

Эти заметки были намного более старые — бумага, на которой они были напечатаны, выцвела и начала желтеть. Внимательно приглядевшись, я нашла на некоторых из них дату — они были напечатаны двадцать восемь лет назад.

Но самое интересное… нет, не интересное, а важное и пугающее — эти заметки были опубликованы в моем родном городе. В городе, откуда я с огромным трудом сбежала несколько дней назад. То есть именно это я рассказывала капитану Кокушкину, но тогда я присочинила, что в городе ходили слухи про двойное убийство, а теперь, оказывается, что об этом были заметки в газетах.

Это были заметки из городской газеты, где говорилось о пропавшей в лесу семье местных жителей.

Семья состояла из папы, мамы и ребенка.

Тут же была ее фотография— довольно плохая, неразборчивая, выцветшая. На ней только и можно было разглядеть мужчину, женщину и мальчика лет десяти. Худенький такой мальчик, стриженный коротко, уши смешно торчат…

Я оторвалась от чтения, чтобы осознать непреложный факт.

То, что я увидела в этой комнате, мне прежде приходилось видеть только в кино. Зато очень часто.

В триллерах и детективах такие комнаты с вырезками и фотографиями устраивают маньяки, серийные убийцы.

И еще — я каким-то образом попала в ту самую комнату, куда мне категорически запретил заходить Василий. Я пыталась заглянуть туда из дома, но нашла только пустую комнату и печку — и никак не то, что я вижу сейчас. Стало быть, та, в доме, была обманкой, что подтверждает самые мои страшные предположения.

Остается только сложить два и два, чтобы понять то, что я никак не хотела принять, во что не хотела поверить.

Василий и есть этот самый маньяк-убийца…

Я вспомнила, как он сидел, залитый лунным светом, и бормотал какие-то заклинания. А утром обнаружили два растерзанные тела…

Вспомнила замазанные особенной красной глиной сапоги, которые он потом сжег… Вспомнила найденный Оськой старый проржавелый значок из города Нижнезаводска.

И, как только я сложила в уме все части этого страшного пазла, печка в углу комнаты начала поворачиваться. Ну да, там была печка, точнее, только один ее край.

Сначала я подумала, что у меня галлюцинация. Или просто голова кружится от перенесенного стресса.

Я протерла глаза, пригляделась…

Но нет, печка продолжала поворачиваться, как турникет в метро или на проходной.

А в следующее мгновение из-за поворачивающейся печки появился человек.

Хозяин дома. Василий.

Тот самый Василий, который, как я только что поняла, не кто иной, как маньяк-убийца.

Я в ужасе попятилась, пока не прижалась спиной к стене.

Тут же рядом со мной оказался Оська, и я схватилась за его загривок, как за спасательный круг.

Оська со мной, он не даст меня в обиду! Вдвоем мы как-нибудь с этим злодеем справимся!

Но Оська вел себя как-то странно.

Он не рычал на Василия, как недавно на Михаила, не скалил зубы, не собирался наброситься на него… он смотрел на маньяка вполне доброжелательно и даже… даже приветливо вилял хвостом!

А Василий поглядел на нас, неодобрительно поморщился и проговорил с укоризной:

— Ну говорил же я тебе —