– В подобных обстоятельствах мы считаем за лучшее пресечь конфликт в зародыше, сгладить напряжение, – успокаивающе начала специалист СПП. – Иначе он будет только обостряться, а этого никто не хочет. Мы вовсе не утверждаем, что одна сторона на сто процентов права. Речь идет о чувствах. И когда кто-то чувствует, что его… подвели… не помешает сказать: «Нам жаль, что вы чувствуете себя таким образом, и мы сделаем все от нас зависящее, чтобы это не повторилось». Хорошо?

Ясмин молча взглянула на Кэтрин Арнотт. Та закатила глаза и покачала головой.

– Что ж, я понимаю, что вы очень заняты. Просто подпишите форму. Место для подписи в конце письма. Да, вот здесь. Тут говорится, что вы признаете данный инцидент, прочли и поняли письмо и согласны при первой возможности пройти тренинг по чувствительности. Траст проводит их регулярно.

– Ее дяди вообще там не было, – сказала Ясмин. – Как он мог расстроиться?

Джен Стивенс вздохнула, словно ей надоело в который раз объяснять одно и то же:

– Да, миссис Роуленд ясно изложила в своей жалобе, что инцидент произошел без его присутствия, но он очень разволновался, когда она рассказала ему о случившемся. Страдал от бессонницы две ночи подряд. Оставить вам бумаги или вас устроит просто по-быстрому подписаться в этой графе, и вопрос будет исчерпан?

– Устроит? – переспросила Ясмин. – Ну нет. Ничего подписывать я не собираюсь. Если уж на то пошло, извиняться должна она.

Профессор Шах ее поддержит. Он ведь похвалил ее за то, что она уличила эту женщину в предрассудках.

– Я настоятельно рекомендую вам пересмотреть свое решение.

– Нет, – отрезала Ясмин. – ни за что.

– Уроды, – сказала Кэтрин, ознакомившись с письмом. – Это даже на нормальные извинения не похоже. «Мне жаль, если у вас осталось впечатление»… У них кишка тонка дать этой женщине отпор. И вдобавок кишка тонка толком извиниться, а то как бы их кто-нибудь не засудил.

– Может, мне надо было расписаться и покончить с этим. Было бы меньше хлопот. – Ясмин уже засомневалась, что поступила правильно. Возможно, она и правда повела себя с миссис Роуленд слишком агрессивно. Ведь эта женщина ее не оскорбляла, она всего лишь невежественная грубиянка. За шесть месяцев в приемном отделении Ясмин видела сцены и похуже. Однажды пьяница, отрезавший себе кончик пальца, обозвал медсестру черномазой сукой. Та просто ушла.

– Нет, это вопрос принципа! – Кэтрин помахала письмом, зажав его между большим и указательным пальцами, а потом аккуратно разорвала надвое.

– Ты так думаешь? – Возможно, она ошиблась в выборе профессии. В медицине не место неженкам.

– Честное слово, Ясмин, надо уметь за себя постоять. Как любит повторять моя мать, никогда не бойся создавать проблемы, потому что лучшая женщина – это проблемная женщина.

– Возможно, твоя мать права.

– Да, – сказала Кэтрин. – В кои-то веки.

Постельные дела

Мишура и облупленные фиолетовые елочные шары, свисавшие с потолка отделения, навевали гнетущую тоску. Ее разгоняли зараженные рождественским настроением медсестры и санитарки, время от времени вовлекавшие пациентов в праздничные песни. Джули от пения воздержалась, но в знак поддержки надела шапку Санты.

Койка миссис Антоновой была задернута тонкой синей занавеской. Ясмин испуганно замешкалась. Ее внезапно охватила уверенность, что миссис Антонова умерла, и ей вовсе не хотелось осматривать тело и оформлять свидетельство о смерти.

– Либо заходите, либо идите прочь!

Голос миссис Антоновой, такой же полный жизни, как всегда, заставил Ясмин вздрогнуть.

– Полюбуйся, тыковка, – показала она на свою голову, когда Ясмин отдернула занавеску. – Парик у парикмахера. По его словам, требуется тщательная мойка, так что я попросила спрятать меня за занавеской. Тебе повезло лицезреть меня во всей красе. Что скажешь? – Она представила на осмотр свою макушку.

Казалось, будто какой-то ребенок разрисовал ей затылок цветными мелками. Расчесы, два маленьких очага высыпаний, возле правого уха – нечто похожее на мокнущий дерматит.

– Впечатляюще, – ответила Ясмин. – Дам вам кортизоновую мазь от сыпи.

Миссис Антонова отмахнулась скрюченной рукой:

– Не трать время попусту. В моем возрасте легкий зуд там и сям – сущие пустяки! – В ее произношении улавливалась тень акцента – призрак прошлой жизни в качестве дочери белых эмигрантов. – Ко мне ходят соцработница, эрготерапевт, физиотерапевт, врачи, медсестры, а теперь еще и специальный человек, ухаживающий за моим париком. Ха! Пустые траты!

– Что сказала соцработница? Вам что-нибудь подыскали?

– Мест нет. По крайней мере, в тех домах престарелых, за которые готов платить муниципалитет. Я лишняя обуза.

– Это совсем не так. – Какое ужасное выражение… Миссис Антонова не виновата, что уже несколько месяцев не может покинуть больницу. Ясмин погладила ее ладонь, и от прикосновения дряблая кожа зашевелилась, словно песок.

– Ну конечно же так! – весело воскликнула миссис Антонова. – Впрочем, надеюсь, это уже ненадолго. Давай поговорим о чем-нибудь поинтереснее. Расскажи, что стряслось с твоим молодым человеком?

– Ах да, все наладилось. – В момент слабости Ясмин незаметно для себя разоткровенничалась со Златой. Подробности она, конечно, опустила, сказала только, что все сложно.

– Страсть вернулась в ваши отношения?

– Еще как, – ответила Ясмин. И соврала. Была ли у них когда-нибудь эта самая страсть? Да и вообще, что такое страсть?

– А как у вас с постельными делами?

– Хорошо.

– Хорошо? Меня это беспокоит. Если нет страсти, значит, что-то не так. Мой третий муж был хорош в постельных делах. А он оказался гомосексуалом. Может, твой жених скрывает свою сексуальность.

Последние слова она произнесла с таким драматическим надрывом, что Ясмин рассмеялась.

– Наверное, для вас это стало потрясением. Сейчас все по-другому. Люди откровенны во всем. Даже в сексе, – добавила она шепотом.

Злата закатила глаза:

– В жизни есть три вещи, о которых люди будут лгать всегда. Во-первых, деньги. Во-вторых, отчаяние и внутренняя пустота. «У меня все в порядке, – говорят они. – Все хорошо».

– А в-третьих?

– В-третьих, само собой, секс.

– Да, наверное.

– «Наверное» – говорит она! Наверное! Слушай, тыковка… – Как обычно, перед тем как обратиться с просьбой, миссис Антонова похлопала редкими ресницами. – Было бы неплохо изредка глотнуть виски. Сойдет любой односолодовый. Немного общения, капелька виски и глоток свежего воздуха. Что скажешь?

– Боюсь, это против правил. Алкоголь запрещен трастом. И не забывайте про ваше больное сердце.

Впрочем, от капельки виски не было бы вреда. Если бы миссис Антонова находилась в доме престарелых или даже в хосписе, то могла бы принимать подобные решения самостоятельно.

– Это было бы такое блаженство. Но, наверное, я слишком много прошу. Мне так хотелось бы побыть на свежем воздухе и почувствовать на коже солнце. Ни у кого нет времени меня отвезти.

– Простите, – сказала Ясмин. – Я отвезу вас, обещаю.

Она обещала это уже несколько недель, но загвоздка была в том, что врачам не разрешалось катать пациентов по территории. Страховка не давала им такого права. Ясмин не могла просто усадить Злату в кресло-коляску и очертя голову умчать ее прочь – об этом нужно было просить уборщика.

– Что ж, может же девушка помечтать. Могу ли я рассчитывать на свадебное приглашение? – шутливо спросила миссис Антонова.

– Конечно. Я буду очень рада, если вы придете.

– Ну, в таком случае лучше поторапливайся, – рассмеялась Злата. – Возможно, в моем распоряжении не так уж много времени.

Подыгрывание

– Ясмин, тебя хочет видеть профессор Шах. Сказал, что будет в отделении для больных деменцией. Если там его не окажется, иди прямо к нему в кабинет.

Ясмин подняла взгляд от своей писанины. Свет падал на золотисто-рыжие волосы Ниам, озаряя их ярко-белым сиянием.

– Хорошо, – сказала Ясмин. – Спасибо, – добавила она, увидев, что Ниам медлит.

– Видела вас утром. Тебя