я начала набирать номер, комнату залил свет. Обернувшись, я обнаружила, что Энцо стоит там, его брови низко сдвинуты над яростными темными глазами, а мускулы вздулись.

Нет, Боже, только не сейчас.

Я попятилась, пытаясь уйти от него, продолжая набирать номер.

— Держись от меня подальше, Д'Агостино!

— Ты плохо себя вела, котенок. — Его голос был низким и напряженным, в каждом слоге звучало обещание возмездия.

— Не подходи ко мне! — Я обогнула стол, но он был быстрее. В одно мгновение его длинные руки схватили меня и вырвали телефон у меня из рук. — Нет! — Я закричала во всю глотку, борясь с ним изо всех сил. Это больше не касалось меня; Эмма была в беде, и я должна была ей помочь. Это была моя вина.

Я царапала и царапала его. Я пинала и била кулаками везде, куда могла дотянуться, пытаясь вырвать телефон у него из рук. Я была дикой, расстроенной. Женщиной, которой нечего терять.

Он хрюкнул, когда мой кулак попал ему в челюсть, и его руки мгновенно обездвижили меня.

— Остановись, Джианна!

— Она в опасности, ты, обезьяна! Я должна что-то сделать. Я должна сказать кому-то, кто может ей помочь, придурок!

Внезапно я оказалась на полу, а разъяренный мафиози прижал меня к земле.

— Успокойся. Я серьезно, Джиа. Успокойся, или я отведу тебя в клетку.

Я боролась еще немного, надеясь вырваться из его хватки, но когда стало очевидно, что он не собирается сдаваться, я осела на ковер. Тыльная сторона моих век начала гореть, поэтому я повернула голову и попыталась отдышаться. Неужели эти люди поймали ее? Я не могла вынести мысли о том, что Эмма в опасности.

— Кому, черт возьми, ты звонила? — рявкнул Энцо.

Слеза скатилась из глаз, прокатившись вдоль виска и упала на волосы.

— Моя сестра, — прошептала я. — Эмма. Она… — Я проглотила рыдание. — Она в Милане. Она сказала, что за ней гонятся мужчины. Потом телефон отключился. — У меня перехватило дыхание, и упала еще одна слеза. Черт, я собиралась сорваться.

— Она приехала в Милан? О чем, черт возьми, думал твой отец, отпуская ее туда?

— Он не знает. Он думает, что она в школе.

Энцо слегка отстранился, продолжая крепко держать меня, но, по крайней мере, не душа меня.

— Она пришла искать тебя.

— Да. — Тогда я заплакала, даже не заботясь о том, что он был свидетелем моей боли. — Пожалуйста, Энцо. Я знаю, ты ненавидишь меня и всю мою семью, но, пожалуйста. Ты должен позволить мне позвонить Фрэнки. Фаусто может спасти Эмму.

Его губы искривились в уродливой усмешке.

— Гребаный Раваццани. Я могу сделать больше, чем он, и гораздо быстрее.

— Но…. — Я перекатилась на бок и изучала его лицо, когда надежда вспыхнула в моей груди. — Ты поможешь ей? Пожалуйста, Энцо.

Его взгляд опустился к моему рту.

— Что ты сделаешь для меня взамен?

Я должна была знать, что он попытается поторговаться со мной, что он не поможет мне по доброте душевной.

Это потому, что у него нет сердца.

Я повернулась нему спиной.

— Чего ты хочешь?

— Твое полное послушание во всем.

— В секс, ты имеешь в виду.

— Везде, Джианна. — Кончик его пальца прошелся по моей щеке, затем по подбородку. — Я хочу, чтобы ты приняла свою судьбу, подчинялась моим желаниям. Чтобы служила мне и доставляла мне удовольствие. Делала все, что я, черт возьми, захочу, когда я этого захочу.

Был ли у меня выбор? У меня не было возможности связаться с Фрэнки, и кто знает, что сейчас происходит с Эммой? Я бы позволила Энцо унижать меня всю оставшуюся жизнь, если бы это означало спасение моего близнеца.

— Да, да. А теперь, пожалуйста, иди и спаси ее! Все, что тебе нужно сделать.

Его глаза торжествующе сверкнули.

— Дай мне свое слово. Если ты нарушишь свое обещание, вы оба пострадаете за это.

В том, как он это сказал, не было ни малейшего колебания, ни намека на озорство. Я верила, что он имел в виду каждое слово.

— Я обещаю сделать все, что ты захочешь, если ты спасешь Эмму.

Он оттолкнулся от пола одной рукой, подвиг, который произвел бы на меня впечатление, если бы я так не беспокоилась о своей сестре.

— Давай приступим к работе, котенок.

□

Энцо

С помощью двух телефонных звонков я выяснил, кто похитил Эмму Манчини и где они ее держат.

Я взглянул на Джию, сидящую напротив меня, и ее залитое слезами лицо тронуло что-то внутри меня. Она смотрела на меня серьезно, с надеждой, как будто я мог решить все проблемы во всем мире.

Ни одна женщина не смотрела на меня так. Анджела была настороженной, смирившейся. Она знала, каким человеком я был, точно знала, чего ожидать от нашего брака. Мариэлла смотрела на меня как на важного мужчину, который покупал ей красивые вещи, водил ее в красивые места и никогда не предъявлял к ней никаких требований, кроме физических.

То, как Джиа смотрела на меня, как будто я был ее защитником? Ее спасителем? Боже, я мог бы к этому привыкнуть.

Я повесил трубку, позвонил в диспетчерскую и попросил их немедленно вернуться в Милан. Затем я объяснил ситуацию Джии.

— В некоторых крупных городах работает группа русских, которые охотятся на молодых девушек в аэропортах. Девушки, которые кажутся потерянными, которые путешествуют в одиночку. Эмма, должно быть, привлекла к себе ненужное внимание, когда приехала в Милан, и эти люди последовали за ней.

Джиа с трудом сглотнула, сложив руки на коленях. Я никогда не видел ее такой неподвижной.

— Что они делают с девушками?

— Продают их в бордели или богатым иностранным покупателям. — Местная мафия обычно брала часть прибыли, чтобы закрыть на это глаза, но я не упоминал об этом.

Ее лицо вытянулось, глаза расширились от паники.

— Мы не можем позволить, чтобы это случилось с ней. Мы собираемся спасти ее, верно?

Мне нравилось, что она считала нас командой, хотя на самом деле мы были по разные стороны баррикад. По какой-то причине мне захотелось ее успокоить.

— Я вытащу ее.

— Они причинят ей боль? Они насилуют ее прямо сейчас?

Я покачал головой.

— Это не так работает. Они рассматривают ее как товар. Они захотят сохранить ее чистой, невредимой. В противном случае покупателей не будет.

Она выдохнула, и часть напряжения покинула ее плечи. Мой бедный котенок, у нее столько забот, но я бы сделал все лучше для нее.

Дверь кабинета распахнулась. Вито был там, одетый в джинсы и без рубашки, с взъерошенными волосами.

— Мы развернулись?