Джотто Иванович обернулся и взглянул на меня.

– Привет, Василе! – очень дружелюбно и весело проговорил он. – Вот так начало дня, да? А ты чего тут делаешь? Вот, держи платочек. Ты только не стесняйся. С кем же не бывает?

– Спасибо большое, – вытирая рот проговаривал я. – Если честно, то меня привела сюда рука. Она просто показывала в нужную сторону, пока я не пришел. Звучит как бред, но видел я сейчас вещь похуже.

– Про такие вещи можешь не беспокоиться. Хотя, если честно, я уже привыкший к таким вещам. Но всё это чаще всего остается там. В тупиках. А вот твоя рука меня даже очень беспокоит. Пойдём домой скорее. Тебе бы сейчас чаю сладкого. Обещаю всё объяснить, только давай уж дома.

До дома Джотто Ивановича было совсем недалеко, тем более, что особых вариантов досуга у меня не было. Всю непродолжительную дорогу до его дома мы вели какую-то светскую беседу, болтали про погоду и природу. Создавалось ощущение, что всё произошедшее было действительно какой-то рабочей обыденностью для Джотто Ивановича, который уверенно шагал прямиком к калитке своего дома, изредка посматривая на мою онемевшую руку с какой-то опаской.

Я устало плюхнулся на диван, ожидая новую порцию какой-то абсурдной информации, которая выбьет меня из реальности, но, если честно, во мне уже выработался иммунитет. Я переписывался со своей рукой, о чём речь! Джотто Иванович вошёл в зал с двумя фаянсовыми кружками. Комната наполнилась приятным ароматом чая. Больше всего ощущалась душица. Я решил дать чаю остыть и первый начал разговор:

– Не думал, что вы курите. Выглядело довольно брутально.

– Спасибо, – ответил Джотто Иванович, – но привычка очень дурная. Не бери с меня пример. Занимаюсь этим только вот на работе. У тебя, наверное, много вопросов, а все вокруг водят тебя по кругу неведения? Ну ничего. Я сейчас все расскажу. У тебя даже чай не успеет остыть.

– Вы не первый человек, который решил мне всё объяснить, – сказал я.

– Не удивлён, – улыбнувшись ответил Джотто Иванович. – Начнём с того, что ты с самого первого дня столкнулся в нашей станице с двумя силами, на которых держится вся наша коммуна. Первая выглядит очень рационально и строго, но при этом держит в своей голове, если таковая вообще имеется, мысли сугубо о неопределённости сущего. Иными словами, оно верит в то, что в мире нет никакой определённости, и это нужно своими силами исправлять. А другая наша сила очень творческая и задорная, ты с ней довольно сильно сблизился, я погляжу. Она верит в то, что всё вокруг определенно. Насчёт страданий у неё не знаю, но вера её непоколебима, хоть в тонкостях я и не разобрался. Две эти силы тянут одеяло на себя, а посередине находимся мы. Иначе существовать здесь нельзя. Но, благо, этим двум силам хватило ума понять, что без друг друга сущее перестает иметь смысл, поэтому сильно всё не перетягивается. Но, знаешь ли, не всем так повезло. Иногда в нашей славной станице открываются бреши, сквозь которую светят цвета миров очень похожих, но иных. И этим мирам иногда не везёт. Довольно грустно, согласись. Чаще всего, всё бывает намного более спокойно. Моя работа состоит в том, чтобы определять, насколько всё спокойно. Если открылась брешь, в которой живет бабуля, которая когда-то давно видела тигра, то почему бы её не оставить у нас? Отличный же житель, согласись. Но если появляется вот такая брешь, как сегодня, то её просто необходимо закрыть для сохранности деревни. Вот этим я и занимаюсь. Хожу и определяю, какая брешь достойна стать частью Старороговской, а какой нужно исчезнуть отсюда раз и навсегда. Можешь теперь спрашивать по поводу мелочей. Не стесняйся. Если честно, то первый раз вот так рассказываю об этом. Чувство довольно приятное.

– Художницы тыкали в меня пальцами и говорили, что-то. Я сделал что-то нехорошее? В этих прорехах есть другие мы? – спросил я.

– Все мы делаем что-то нехорошее, Василе. Почему никто не спрашивает: «Сделал ли я что-то хорошее?». Не обращай на это внимание. Другие мы в прорехах, может, и существуют, но я не видел ни одного другого себя, тебя или кого-нибудь ещё. Всегда что-то новое или кто-то новый. Признаюсь, что было бы чересчур утомительно глядеть на знакомые лица, поэтому оно и к лучшему.

– А молочные берега и кисельные реки в этих «прорехах» есть?

– Ох, не думал, что твоё поколение помнит такое выражение. Да нет, признаться, чего-то такого не встречал. Ну был один случай, когда в прорехе один полоумный убедил всех в том, что все жители станицы – киборги с внедренной памятью. А чем питаются киборги? Бензином? Нет, дизелем. Вот и пил он дизель для раскрытия своего потенциала, от отравления потом лечили его что ли. Но это настолько пошлость, что и рассказывать не хочется. Закрыл её, да и делу конец.

– Вам бы сделать какую-нибудь брошюру для новоприбывших. Перемещения, разрывы, конфликты интересов. Почему не объяснить всё сразу? Как эти разрывы вообще работают? Откуда они? Зачем вы учили меня закрывать их? Я попал в подростковый роман?

– А разве с брошюрой было бы так интересно? – со смехом ответил Джотто Иванович. – Давай по порядку. Объяснить всё сразу значит не пожалеть твоё юное сердце, а это попросту бесчеловечно. Разрывы возникают с течением времени из-за конфликта тех самых вечно-противоборствующих здесь сил. Возникают они только здесь. По крайней мере, мне так кажется. Мы единственные в своём роде такие, у которых станица такая без почвы под ногами. Наверное, поэтому мы можем принимать или встраивать разрывы. Мне было просто интересно, сможешь ли ты закрыть разрыв. Нет, на подростковый роман это не особо похоже. Скорее что-то постмодернисткое, но странно, что ты не привык жить в таком мире до этого. Извини, что так резко интересуюсь, мой дорогой друг, но разве до этого ты не жил в мире, правила которого придумывались и подавались тебе прямо на ходу? Или в тебе выработалась уже генетическая способность всё это дело обходить?

– Ладно, – успокоившись ответил я, – теперь всё звучит более рационально. Я готов даже полностью сжиться со своей парализованной рукой.

– У меня к ней, кстати, есть вопросы. Это же она тебя привела. Но как? – спросил Джотто Иванович.

– Думаю, что она вам сейчас не ответит. Обычно, я чувствую нутром, когда она склонна к диалогу.

– Ну-с. Ничего такого! Хочешь пойти со мной сейчас в эдакий патруль? Давно хотел в станицу добавить что-нибудь новенького. Одному хоть не скучно будет. Добавим ярких красок к твоим