что не описать. Хотя и кажется, что происходит здесь что-то каждый день, но происходит всё это непонятное так скоротечно и быстро, что ты не успеваешь переварить. Сегодня я наконец узнал, чем на самом деле занимается Джотто Иванович. Странно, что он не рассказал мне принцип своей работы. По правде говоря, когда ты отбрасываешь от себя вопросы, на вроде: «Умер ли я, и всё вокруг – предсмертные бредни», и начинаешь противостоять всему навалившемуся абсурду, то всё становится намного легче. Абсурд – это структура, которая стремится запутать тебя, вывести из себя. Абсурд, когда ты осознаешь его или, когда он выражен, погружает тебя в состоянии низшей точки беспомощности. Поэтому единственная тактика бунта против абсурда – это осознание его, нахождение себя в определённом уютном иерархическом отрешенном статусе. Короче говоря, если в абсурдном мире вокруг тебя все люди осознают себя львами и газелями, то осознай себя колючим кактусом. До этого не задумывался об этом, но, видимо, это работает. Как минимум нужно попробовать. За все дни, проведённые здесь, я так и не присвоил себе статус. Вокруг смотрители станицы, ищущие тигров, трактористы, а кто я? Потерянный студент? Незавидное положение.

Даже не знаю, откуда на меня нашло всё это. Наверное, первой весточкой был этот абсолютно дурацкий фильм Лёника. Да и сама эта ситуация с домом. Наверное, первые подобные мысли появились у меня ещё тогда. Еще вот вчера мальчик-акробат этот. Надеюсь, не сильно ткнула его рука. Может дать ей какое-то имя? Но, с другой стороны, у нее уже есть имя – рука. Пожалуй, на нём и остановлюсь. Естественным развитием моих мыслей стал сегодняшний день, который начался у меня где-то в десять утра. Даже не помню, что мне снилось, но проснулся я снова стоя. Судя по тому, что ноги мои совсем не болели, вставал я возле кровати непосредственно перед пробуждением. Завтракал у Богдана Алексеевича. Он был какой-то хмурый в это утро. Сказал, что возникли проблемы с DVD-проигрывателем, который ему принесли вчера. Я решил взглянуть на него. Всё дело было в застрявшем внутри диске «Пять фильмов в одном» с подборкой старых боевиков.

– Эх. Лучше б весь в масле под «Волгой» валялся, ей богу. Чем эту штуку доставать? Нужно же ещё ничего не повредить, – кряхтел за столом Богдан Алексеевич, пока доставал застрявший диск. – Василе, будь пожалуйста другом, принеси со стола маленький ключ.

Завтрак я провёл в разговорах о технике прошлого. Оказалось, что чаще всего Богдану Алексеевичу здесь приходится чинить головку звукоснимателя у радиолы. Для меня вообще было удивлением узнать, что здесь так много пользователей радиол. Странно, что магнитофоны здесь их не вытеснили. После плотного завтрака свежими оладушками, я решил, что стоит пойти к Джотто Ивановичу. Вчера из-за проблем со «здоровьем» пришлось пропустить день общения с ним.

Кстати, проходил мимо той самой лавочки, на которой до этого всегда сидела бабушка. Сегодня её там не было, хотя на часах был где-то полдень. А если тигр решил бы появится именно сейчас? А она не на посту? Но, видимо, был перерыв на обед. Но пост, как правило, пуст не бывает. На лавочке под весенним солнышком грелись две другие, до этого не встречавшиеся мне, бабушки. Обе в платках. Не знаю почему, но решил это записать и подметить. Может у них есть какая-то своя градация по возрасту, специализации в зависимости от цвета платка? Было бы забавно.

Джотто Ивановича не было дома, поэтому я решил пойти взглянуть на странный шалаш, на который недавно наткнулся, но моим планам помешали. Сначала был едва заметный зуд где-то в районе промежуточного мозга, затем потемнение в глазах, а потом зашевелилась онемевшая рука. Она поднялась и указала мне куда-то вправо. Первой моей мыслью было пойти по направлению, которая мне показывала рука. Перст указующий был направлен на какую-то глухую улочку близ почты. По мере приближения к нужному месту, онемевшая рука постепенно опускалась вниз, будто теряя силу. Совсем опустилась рука, когда я повернул в какой-то глухой тупик, граничащий с полем.

Я стал таким бодрым в этом момент. Всё это происходило так неестественно, будто я недавно выпил чашку кофе и запил энергетиком. Видимо, так действовало на меня пространство, в которое меня занесло волей случая. В самом конце улицы я видел Джотто Ивановича, стоящего перед лугом. Он всматривался и курил сигарету. Не думал, что он курит, по крайней мере, при мне он этого не делал. Докурив сигарету, он выбросил её и поправил свои длинные волосы двумя руками. Поле вспыхнуло в тот же момент. Мой разум не знал, как реагировать на такое, но моё тело машинально бросилось вперёд, в этот момент поле в одночасье исчезло вместе с огнем. За ним скрывался десяток людей, сидящих за мольбертами. Все выглядели крайне потрёпано и грустно. Джотто Иванович не услышал моего приближения и многозначительно устало вздохнул, глядя на это сборище «художников-передвижников». Подойдя ближе, я смог разглядеть, что все они рисовали одну и ту же картину в разных вариациях. Почти у каждого на холсте была нарисована река, лес, обрыв и две фигуры, стоящие в реке. Фигуры как бы распадались на фрагменты и растворялись в небе. Видимо, какой-то очень популярный в местных краях сюжет.

Художники оторвались от своей работы, которую они выполняли очень уж через себя. Они единовременно устремили свои безжизненные взгляды на нас. Точнее, что было наиболее неожиданно, на меня. Женщина с выцветшими светлыми соломенными волосами, сидящая на табурете ближе всего ко мне с Джотто Ивановичем подняла руку и указала худым костлявым пальцем прямо на меня.

– Он! – завопила она неестественным высоким голосом. – Это. Это о-о-о-о-о-о-он!!! Он забрал у нас его. Он виноват. Он виноват. Он виноват. Нет никаких квантов. Есть рисование. Есть рисование. И всё из-за него. Он! Но он пришёл! И мы знали! Пора.

Джотто Иванович даже не обернулся, чтобы посмотреть на меня. Он спокойно снял с себя ботинки, переменил их местами на ногах, а потом подошёл к этой худощавой вопящей женщине и поцеловал её прямо в губы. Реальность сомкнулась передо мной. Женщина сразу расцвела. Лица всех художников на поляне наполнилось красками. Они завопили вместе в радостном крике. Сначала исчезли их мольберты, затем исчезли и они сами, а потом пропала полянка. Я обнаружил себя, стоящим возле двора, огороженного забором рядом с Джотто Ивановичем. Тут же меня вырвало. Не знаю, почему, но это был первый в моей жизни раз, когда мой разум среагировал на необъяснимые для меня обстоятельства вот так. Хотя нет, когда первый раз в