Ничего не происходит.

И вот я так и лежу на своей кровати, глядя в потолок. Это просто еще одна ночь. И кажется, будто она может длиться вечно, как и все остальные ночи.

Только теперь меня не проведешь. Я знаю, что ничего не меняется, пока это вдруг не произойдет. Ничего никогда не происходит, а потом вдруг происходит очень быстро.

Ничего не происходит еще какое-то время.

И тут из моей ванной комнаты вдруг выходит славный парнишка со своей шваброй.

А может, и нет. Хотя не то чтобы это не славный парнишка – это точно он, и выходит он точно из моей ванной комнаты. А вот насчет швабры я не уверена. Допустим, у него действительно есть швабра, потому что мне нравится это себе представлять, а также потому, что это может служить объяснением, что он делал в моей ванной комнате. Если только он не выяснил, что это трансгендерно-дружественная ванная комната, как мне хотелось бы думать, хотя я и не могу быть в этом уверена.

В любом случае, это славный парнишка, и я рада его видеть. Если сейчас он и не моет пол, то уж определенно движется боком, или же неопределенно движется боком, если и вовсе не пятится назад. Продвигается вперед и в то же время, как это там называется, репостит. И наступает, и отступает, и подтягивается, и оттягивается. И появляется, и исчезает за занавесом своей челки, поблескивая своими серьгами, которые у него в бровях, в носу, на губах и даже вроде на языке, хотя этого просто не может быть. И его женская грудь почему-то кажется больше, чем обычно.

– Подойди поближе, – говорю я ему. – Дай мне взглянуть на твою потрясающую грудь.

Наверное, я сказала что-то не то, поскольку он отодвигается назад и вбок и произносит что-то из-за своей челки – может, «нах», или «мля», или «жопа», – но, как обычно, славный парнишка проглатывает слова, когда произносит их, и я понимаю, что он хочет подойти ближе, только потому, что он отодвигается еще дальше.

– Я тут подумала… – говорю я, что не совсем соответствует действительности. Ощутила, вообразила, предположила… Возможно, даже вспомнила, хотя обычно я забываю. – Я тут подумала, что вроде знаю, какой у меня пароль.

– Нах, – говорит славный парнишка и ускользает в угол комнаты, поворачиваясь ко мне спиной, а не грудью.

Мне удалось привлечь его внимание.

Он не подходит ближе, пока я лежу, поэтому делаю единственное, что могу, – перестаю лежать и встаю с кровати. Я не хочу пользоваться ходунком, но у моих ног другие планы, так что я вроде как кренюсь, заваливаюсь вбок на этого славного парнишку – который, конечно, и сам вихляется из стороны в сторону, – и не успеваем мы опомниться, как уже нас обоих мотает по комнате, а я цепляюсь за него, как будто он мой Спаситель или моя швабра, так что если б кто-то сейчас увидел нас, то решил бы, что мы, как это там называется… вальсируем в темноте, причем очень неумело.

– Мать, мать, мать, – шепчет славный парнишка мне в ухо – так мне, по крайней мере, кажется.

– Да, да, да! – говорю я.

Мы плотно прижаты друг к другу. Я из последних сил цепляюсь за него.

– Дорогой ты мой, – говорю я. Просто не удерживаюсь.

Он такой славный – он ничего не говорит.

Так что мы еще немного, как там это говорится, выделываем кружева по комнате. Он так нежен со мной и так крепко прижимает меня к себе, в то же самое время пытаясь отстраниться от меня.

– Мне нужна твоя помощь, – говорю я ему.

– Идинах, – говорит он, и я понимаю, что все будет хорошо.

В конце концов, продолжая продвигаться куда-то не туда, мы все-таки добираемся туда, куда я хочу, а именно к двери. Он очень мягко пытается оттолкнуть меня, но я толкаю его в ответ, и так вот боком и задом наперед мы вываливаемся в коридор. Так и вальсируем вместе по коридорам мимо надписей «ПРОХОД НЕ ЗАГОРАЖИВАТЬ» – шаг вперед и два куда-то еще, – пока каким-то образом не оказываемся в интернет-салоне.

Может, это происходит и не совсем так, но все-таки происходит, и именно так я это помню, так что пофиг, как сказали бы Фелисити и Частити.

В интернет-салоне уже есть кто-то еще.

Это малый, который здесь не живет, – сидит совсем один в темноте перед компьютером и смотрит на гору. У него такой вид, будто он здесь уже давным-давно. У него такой вид, будто он уже устал ждать, когда что-то произойдет, и сдался. У него такой вид, будто у него не осталось сил, чтобы сдвинуть эту гору.

Хотя лицо у него светлеет, когда он видит нас – или, по крайней мере, этого славного парнишку. Как будто не хуже меня знает, что этот славный парнишка – наш единственный шанс.

Малый, который здесь не живет, освобождает для нас место перед компьютером и заглядывает мне через плечо, когда мы приступаем. Или, вернее, когда приступает славный парнишка, а я заглядываю славному парнишке через плечо.

Мы смотрим на гору.

Славный парнишка касается этих, как у пианино, и гора исчезает. Раз – и нет ее. Но на ее месте появляется прорезь, как в почтовом ящике. Однако даже это не проблема для славного парнишки. Для него много чего проблема, но только не это.

– Коза драная, – говорит он. Или, может быть, «Код доступа» – и вводит его. В результате в почтовом ящике появляется небольшая строчка из звездочек или шестереночек, которая затем исчезает.

А потом мы вместе беремся за дело, прямо противоположное забыванию.

Это даже не занимает особо много времени, благодаря славному парнишке. Он уже знает – или же догадывается, – как называется банк, в котором живет мой аккаунт. Возможно, он даже знает, как зовут меня. Я не спрашиваю.

Но теперь – имя пользователя. Оказывается, у меня есть и такое.

Он ждет. Ожидание для него не проблема. Для меня это тоже не проблема, просто это занимает какое-то время.

А потом еще какое-то время.

И тут…

– Я – не Роза, – говорю я. И все, что он делает, – это впечатывает это в пустую строчку на экране. Как будто совсем не удивлен. Славный парнишка может быть каким угодно, но удивленный – это не про него.

Хотя имя неправильное.

Славный парнишка ждет.

Я – это… Я – это не… Я являюсь… Я не