сияющие люстры. Полукруглый потолок был изукрашен бело-голубой мозаикой, на стенах висели картины, в которых человек, хоть сколько-нибудь сведущий в живописи, легко мог узнать творения мастеров эпохи Возрождения.

Дворецкий удалился, оставив их одних. Однако в одиночестве они пребывали недолго. Раздался сухой кашель, и в зал в инвалидном кресле въехал чрезвычайно старый джентльмен с седыми, как снег, вислыми усами. Кресло толкал тот самый дворецкий, который только что вел их по дому.

– Ты свободен, Дидье, – велел джентльмен дворецкому, после чего медленно обвел гостей выцветшими до белизны водянистыми глазами. Взгляд его остановился на Загорском, и что-то похожее на улыбку мелькнуло в его усах.

– Господин Загорский, – проговорил он с каким-то особенным удовольствием, словно не к человеку обращался, а пробовал сладкую пышку. – Я вижу, вы времени зря не теряете. Вы нашли похитителей?

– Да, нашел, – отвечал Загорский. – Однако, если позволите, я сначала представлю вам своих друзей. Мадемуазель Моник Жамэ. Мсье Виктор Лассаль.

– Рад, очень рад, – проскрипел старец, но глаза его по-прежнему рассматривали только Загорского, будто кто-то приклеил его взгляд к физиономии русского гостя невидимым клеем.

– С вашего позволения, мы присядем, – сказал Загорский, и, не дожидаясь разрешения, сел на большой черный диван у стены. Лассаль и Моник расположились в креслах по обе стороны от дивана.

– Итак, господин Загорский? – старец все еще не отрывал зорких, как у ястреба, глаз от действительного статского советника. – Кто же, по-вашему, ограбил банк?

Нестор Васильевич помолчал; он сейчас не менее тщательно изучал физиономию собеседника, потом вдруг улыбнулся и сказал:

– Говоря откровенно, я не потратил на это дело слишком уж много времени, однако довольно много думал о нем. Не буду мучить вас ожиданием и скажу, что похитители до сих пор в Монте-Карло…

Тут он неожиданно прервался. Хозяин дома глядел на него, не моргая и, казалось, весь обратился в слух.

– У вас, случайно, нет сигары? – спросил Загорский.

– Я не курю, – отвечал Бланше несколько раздраженно: было видно, что он изнемогает от нетерпения.

Загорский кивнул. Он тоже не курит, но разговор лучше всего идет под сигару или за бутылкой вина. Впрочем, ему известно, что мсье Бланше – человек экономный и просто так сигарами не разбрасывается, не говоря уже о вине. Таким образом, рассказ пойдет как есть, без всякого аккомпанемента.

Бланше поморщился.

– Ну же, господин Загорский, ближе к делу. Довольно пустой болтовни!

– Ваши слова для меня – закон, – улыбнулся Нестор Васильевич. – Насколько я знаю, никто из вас не был на месте происшествия, поэтому вкратце перескажу вам ход своего расследования. Итак, с самого начала вся история показалась мне несколько странной. Начнем с того, что умерший прямо во время ограбления и оставленный на месте преступления взломщик – большая редкость. Я стал изучать покойника и понял, что он вовсе не тот, за кого его пытались выдать. Во-первых, на нем была слишком тесная одежда. Во-вторых, он был человеком полным и, пролезая в узкий проход, сделанный грабителями в решетке, которой забрано окно, непременно должен был разорвать костюм. В-третьих, у него куда-то исчезли очки с переносицы. И, наконец, выяснилось, что он был побрит, причем побрит после смерти и вдобавок намазан гримом, чтобы скрыть следы бритья. Согласитесь, все это, вместе взятое, выглядит нагромождением несуразиц, если считать, что покойник действительно был грабителем. Однако все становится на свои места, если предположить, что это был банковский контролер мсье Юбер, которого бандиты пытались выдать за своего сообщника. Именно для этого его переодели и изменили его внешность. При этом сами грабители благополучно скрылись с места происшествия.

– А зачем им выдавать контролера за сообщника? – заинтересовался Лассаль.

– Затем, что полиция не знала, как выглядят бандиты. Но после исчезновения контролера непременно решила бы, что он с грабителями заодно. А искать контролера, внешность которого хорошо известна, гораздо проще, чем безымянных грабителей. Разумеется, никакого контролера полиция бы не нашла, но потратила бы на это кучу времени и окончательно упустила бы грабителей.

– Ловко, – восхитился Лассаль.

– Была еще одна вещь, которая смутила меня во всей этой истории: почему грабители отправились в банк около трех часов ночи, хотя наверняка знали, что примерно в это время в хранилище может появиться контролер? Чего ради подвергаться такому риску? Я предположил, что грабители устроили все так, чтобы контролер не смог явиться в эту ночь в банк, после чего со спокойной душой отправились на дело. Но он все-таки явился. Свет на эти обстоятельства могли бы пролить либо грабители, либо сам контролер. Но грабителей еще надо было поймать, и тогда я решил допросить контролера. Увы, воскрешать людей, чтобы подвергнуть их допросу, я не умею. Однако за покойника могут говорить люди, окружавшие его. Я расспросил соседа мсье Юбера, и тот сказал, что незадолго до ограбления контролер познакомился с некой мадемуазель Дюпре, кажется, бывшей актрисой. Эти сведения совпали с моими предположениями относительно того, что мы имеем дело не просто с бандитами, но с шайкой гастролирующих артистов. А кто еще, скажите на милость, берет с собой на дело накладную бороду, опасную бритву и театральный грим?

Действительный статский советник сделал небольшую паузу, как будто ждал, что кто-то оспорит его версию. Однако все молчали, и потому он продолжил.

– Итак, господа, стало ясно, что я на верном пути. Очевидно, мадемуазель Дюпре должна была отвлечь контролера на то время, пока ее сообщники грабили хранилище. Проще всего это было сделать, подсыпав контролеру снотворное. Встает вопрос: почему она не справилась со столь простой задачей и почему контролер все-таки явился в банк?

– И почему же? – с интересом спросил мсье Бланше.

– Чтобы ответить на этот вопрос, я и начал поиски мадемуазель Дюпре, – невозмутимо продолжал Загорский. – Как вдруг лейтенант Фавро сообщает мне, что в одном из банков Ниццы объявился человек, желавший разменять крупный банковский билет на купюры более мелкие. Он предъявил кассиру ассигнацию и, судя по ее номеру, она была украдена из хранилища «Лионского кредита». Как вы уже, наверное, догадались, этим господином оказался уже знакомый вам мсье Лассаль.

– Прекрасно, – потер руки старик. – Значит, он и есть грабитель? Неплохо бы надеть на него наручники, пока не убежал.

– Минутку терпения, – отвечал действительный статский советник, – дойдем и до наручников.

По словам Загорского, на допросе в полиции Лассаль всячески отпирался и не желал признавать, что он и есть грабитель, хотя у него нашли сразу несколько украденных ассигнаций. Однако он заявил, что купюры эти не украл, а напротив, выиграл в казино.

– И вы ему поверили? – прищурился Бланше.

Уголовный сыск редко зиждется на вере