Дюпре, она вела себя естественно. Услышав это имя, она начала играть. Хорошо играть, он не спорит, любая женщина вообще – прирожденная актриса. Но все же игру от естественного поведения он как-нибудь да отличит.

– Ерунда, – сказала Моник. – Женщина играет не только, когда лжет.

– А когда еще? – заинтересовался Загорский.

Она пожала плечами: когда угодно. Когда она чувствует себя неважно, или наоборот, слишком хорошо. Когда у нее меняется настроение. Когда ей кто-то понравился, или, напротив, вызвал неприязнь…

– Ну, все это к нашему случаю не подходит, – прервал ее действительный статский советник. – Меня ты знаешь неплохо, так что вдруг понравиться тебе, или даже не понравиться я не мог. Судя по тому, что ты не кинула в меня стулом, настроение твое тоже не менялось, и ты отлично держишь себя в руках. Таким образом остается одно – мадемуазель Дюпре тебе известна.

Моник уперла руки в боки и проговорила с вызовом:

– Да, известна – и что дальше? Зачем ты ее ищешь? Она сучка, и ничего хорошего ждать от нее не приходится.

Нестор Васильевич развеселился: кажется, она его ревнует?

– С какой стати? – удивление Моник казалось очень натуральным. – Ты меня смертельно оскорбил, отказавшись брать в жены и везти в свою заснеженную Россию к веселой и роскошной жизни.

– Судя по всему, у тебя и здесь жизнь вполне приличная, – заметил Загорский, оглядывая номер.

Она махнула рукой: все это временно, сегодня есть – завтра нет.

– Ну, так что, познакомишь ты меня с мадемуазель Дюпре? – В глазах Загорского играли веселые чертики.

– Старый селадон, – сказала она с досадой. – Сладострастник. Бесстыдник. Эротоман!

И швырнула в него сумочкой.

– Я рад, что мы договорились, – кивнул действительный статский советник.

Она нахмурила брови.

– Но уже темно, – голос Моник звучал почти жалобно. – Неужели мы пойдем куда-то посреди ночи, как какие-то воры? Да нам просто никто не откроет двери.

Загорский, однако, ее успокоил, сказав, что ночью они, разумеется, никуда не пойдут.

– Прекрасно, – обрадовалась барышня. – В таком случае позволь с тобой попрощаться до утра.

И она настежь открыла дверь номера, недвусмысленно намекая на то, что ему пора уходить.

Однако того, что сделал после этого Загорский, она, очевидно, никак не ожидала. Действительный статский советник легко подхватил тяжеленное кресло, на котором сидел, поднес его к двери, затем закрыл дверь на щеколду, кресло установил перед дверью и сам уселся в него, отрезав таким образом для мадемуазель Моник путь к бегству.

– Что это значит? – спросила она ошеломленно.

– Это значит, что я намерен провести ночь в твоей очаровательной компании, – отвечал Нестор Васильевич. – Догадываюсь, что многие мужчины заплатили бы за такое удовольствие хорошие деньги, но надеюсь, что, учитывая наше знакомство, ты с меня ничего не потребуешь…

Она засмеялась. Ах, вот оно что! Ну, так почему же он сразу не сказал? И, кокетливо стрельнув глазками, барышня начала развязывать поясок на платье.

– Нет-нет, – сказал Загорский решительно, – я не собираюсь даже прикасаться к тебе. С того момента, как ты убежала в прошлый раз, нас связывают исключительно деловые отношения.

Она пожала плечами. Что, в таком случае, собирается он делать в ее номере всю ночь?

– Сторожить тебя, – коротко отвечал Нестор Васильевич. – Я помню твою манеру исчезать в самый неподходящий момент. Но сейчас ставки слишком высоки, так что придется тебе потерпеть мое присутствие. Впрочем, я тебя не обременю. Здесь очень удобные кресла, я проведу в них время до утра с большим комфортом.

Моник с досадой отвернулась от него и подошла к окну, за которым стояла бархатная и теплая приморская ночь. Несколько секунд она молча вглядывалась в темноту.

– Не советую, – неожиданно сказал Загорский. – До земли метров восемь-девять. Если прыгнешь, переломаешь свои стройные ножки и хорошенькие ручки. Поверь, я буду безутешен.

Она повернулась к нему, по глазам ее ничего нельзя было прочесть.

– Ладно, – сказала она устало. – Считай, что ты победил. Давай спать.

* * *

На следующее утро праздные гуляки, фланирующие по улицам Босолея в ожидании часа, когда откроется казино, могли увидеть весьма примечательную парочку. Высокий седовласый господин с совершенно черными бровями сопровождал эффектную брюнетку в палевом платье и с таким же зонтиком. Они не торопясь спускались к морю по крутым улочкам Верхнего Монте-Карло.

– Загорский, куда мы идем? – с какой-то тревогой спросила брюнетка. – Дюпре живет не тут.

– Не волнуйся, Моник, до Дюпре мы еще доберемся. Однако мне надо сделать одно важное дело…

И седовласый крепко подхватил под руку свою спутницу – вероятно, чтобы она как-нибудь случайно не споткнулась на спуске. Очень скоро они оказались на первой линии, откуда беспрепятственно видна была голубая морская гладь. Отвлеченная видом моря, которое, по справедливому замечанию знатоков, не надоедает никогда, Моник очнулась лишь в тот момент, когда они оказались перед воротами роскошного особняка, который несколько напоминал княжеский дворец, но был меньше размерами и не такой помпезный.

Перед воротами особняка их ждал высокий, атлетический сложенный шатен лет тридцати пяти. Моник метнула на него быстрый взгляд и тут же потупила глаза.

– Позвольте, дорогая мадемуазель Жамэ, представить вам моего друга Виктора Лассаля, – несколько церемонно проговорил Загорский.

Моник кивнула, не глядя на Лассаля, тот натянуто улыбнулся и тоже безразлично отвел глаза.

– Прошу вас следовать за мной, – вид у действительного статского советника был совершенно невозмутимый.

Они миновали ворота и оказались в небольшом экзотическом парке, который окружал дом со всех сторон. Когда они подошли к двери, перед ними, словно из-под земли, вырос внушительный привратник.

– Будьте любезны, доложите мсье Бланше, что его желает видеть господин Загорский по безотлагательному делу.

Привратник наклонил голову и скрылся в недрах особняка.

– Оригинальная манера встречать гостей, – заметил Лассаль, по-прежнему избегая встречаться взглядом с мадемуазель Моник. – Нас даже не пригласили в дом.

Нестор Васильевич отвечал, что их непременно пригласят, на этот счет можно даже не сомневаться. И действительно, не прошло и пары минут, как двери раскрылись и появился дворецкий. С любезной улыбкой он пригласил их в дом.

Внутри дом казался еще более роскошным, чем снаружи.

– Чей это особняк? – поинтересовался Лассаля, пока они шли по дому следом за дворецким.

– Дом принадлежит Камилю Блану, мэру Босолея и по совместительству – председателю Общества морских купален, – отвечал Загорский. – Однако нам нужен не он, а некий Фабрис Бланше. Это чрезвычайно важная фигура здесь, по своему влиянию он уступает только князю Монако, хотя некоторые полагают, что на самом деле князь Монако находится у него на посылках.

Наконец их ввели в просторный бордовый зал с высокими потолками, с которых хрустальными водопадами нисходили массивные