необходимое, однако торговлю разрушила британская блокада. Немцы не рассчитывали ни на срыв поставок, ни на долгую войну. Ко второму году войны цены на продовольствие взлетели: нехватку ощущали и армия, и гражданское население. Появились жесткие ограничения, поскольку местная сельскохозяйственная система не могла восполнить разрыв, вызванный сворачиванием торговли.

Такой же хрупкой была зависимость Британии от товаров из ее владений. В 1914 году страна импортировала около 60 % всех продуктов питания и 80 % пшеницы. На первых стадиях войны, когда прекратились поставки из Европы, британское правительство стремилось найти товары в других местах, полагаясь на грузоподъемность торгового флота и способность Королевского военно-морского флота защитить торговые суда. Но когда германские подводные лодки начали нападать на коммерческие суда, линиям снабжения был нанесен серьезный вред – в 1917 году немцы топили каждое четвертое судно. Британия поняла, какой авантюрой был ее подход к обеспечению безопасности.

Такими же катастрофическими были и последствия войны. Победители чувствовали себя не особо хорошо. Чтобы финансировать свою армию, британскому правительству пришлось брать большие займы – и внутри страны, и за рубежом, особенно в Америке. К двадцатым годам выплата процентов составляла половину государственного бюджета, чего не было со времен Наполеоновских войн. Огромные займы, всплеск налогов, миллионы ветеранов, которым предстояло встроиться в общество, и заметное падение мировой торговли искалечили экономику. Рецессия 1920-х была самой глубокой из когда-либо пережитых Великобританией: безработица достигла двухзначных чисел и оставалась на этом уровне в течение десятилетия.

От всего этого выиграли Соединенные Штаты, но тоже не без потерь. Крах сельского хозяйства в Европе и немецкая блокада, изолировавшая российскую пшеницу, заставили Соединенные Штаты взять на себя производство продуктов питания для своих союзников. Это привело к расширению американского сельскохозяйственного сектора. Но для того чтобы обеспечить раздираемую войной Европу достаточным количеством зерна, Соединенным Штатам пришлось стимулировать производство, ограничивая внутреннее потребление. Для достижения этой цели власти поддерживали высокие цены для фермеров. Еда текла в Европу, деньги текли в Америку. Происходил масштабный перевод твердой валюты в американскую экономику. Бум неизбежно привлек новых фермеров, которые заселяли больше земель на западе, вспахивали их, выращивали пшеницу и брали для полива больше воды из-под земли. После войны и на протяжении большей части двадцатых годов в Соединенных Штатах была высокая занятость. Однако такой переход экономической мощи через Атлантику оказался прелюдией к катастрофе.

Многие фермеры, отправившиеся на запад, брали кредиты для своих хозяйств. Большинство новых поселенцев прибыли с востока страны или из Европы и понятия не имели, с какими условиями столкнутся – особенно на Великих равнинах. Многих соблазнили обещания изобилия воды – они верили, что «дождь идет за плугом»[78]. На самом деле любой, кто хотя бы немного разбирался в климате региона, знал бы, что количество осадков на Великих равнинах в лучшем случае ненадежно. Местный ландшафт слишком плоский, ирригационные каналы не могут доставлять воду из далеких рек, и поэтому единственный реальный вариант – выкачивать воду из-под земли. Однако при отсутствии рек и слабом развитии промышленности трудно найти источники энергии для того, чтобы поднимать воду на поверхность. Сначала люди прибегли к ветряным мельницам, которые в начале века можно было заказать по почте и относительно легко собрать прямо на месте. Мельницы распространились со скоростью лесного пожара, подпитывая иллюзию устойчивого снабжения водой и толкая сельское хозяйство в еще более рискованные места.

Первая мировая война стала экономической катастрофой. Она значительно сократила возможности большинства стран по мобилизации финансовых средств для инфраструктурных проектов как внутри страны, так и на ее территориях по всему миру. Кроме того, если во время войны реки являются местами сражений, то при урегулировании они становятся местами дипломатических конфликтов. В книге «Экономические последствия мира» Джон Мейнард Кейнс утверждал, что Версальский договор был слишком карательным по отношению к Германии, и указывал, что использование рек, от которого он зависел, находилось под контролем других стран. По прошествии времени видно, что он был прав: окончание Первой мировой войны создало условия для Второй.

Однако Первая мировая война оказалась не только экономическим водоразделом. Она стала еще и политическим расколом, в результате которого появилось несколько действующих лиц, которые пытались найти альтернативу либеральному имперскому государству, принесшему такой успех Великобритании в XIX веке, и которые, возможно, помогли определить, как осваивались водные ресурсы на протяжении оставшейся части столетия. Многие также выступили против республиканского опыта Соединенных Штатов. И в первую очередь, разумеется, Ленин.

ТОВАРИЩ ЛЕНИН

В разгар Первой мировой войны в октябре 1917 года большевики организовали переворот, и Россия погрузилась в долгую кровавую Гражданскую войну. Владимир Ильич Ульянов (Ленин) и Лев Троцкий начали централизованно спланированный проект переустройства общества невиданных масштабов. Большая часть его базировалась на воде. Ленин был радикалом, чьи мечты больше напоминали сны Веры Павловны, нежели идеи Маркса. Они с Троцким не следовали какому-то ортодоксальному марксистскому плану. Скорее черпали вдохновение в тоталитарных течениях, все более распространявшихся в Европе.

В частности, Ленин восхищался немецкой военной экономикой. Она показала, как капитализм свободного рынка может превратиться в капиталистическую государственную монополию и преодолеть буржуазное управление. Германия военного времени была архетипом социализированной экономики, которую он задумывал – командной экономикой в сочетании с крайним тейлоризмом, теорией научного управления, ориентированной на экономическую эффективность. Ленин полагал, что прорыва в истории можно добиться только с помощью централизованного научно-технического планирования. Тех, кто не понял или не мог понять это, следует научить это принять. Это стало рождением революционного авангарда и однопартийного государства.

Ленин надеялся, что за революцией в России вскоре последует революционное движение по всей Европе, однако к концу Первой мировой стало ясно, что другие страны за Россией не пойдут. Поэтому он сосредоточился на внутренней индустриализации и укреплении власти Коммунистической партии. В ноябре 1920 года Ленин изложил свое видение индустриализации. Во время Гражданской войны, последовавшей за Октябрьской революцией, города вроде Москвы и Петрограда, являвшиеся базой коммунистического движения, оказались отрезанными от зерновых районов Сибири, Кавказа и Украины. Чтобы революция преуспела в преобразовании экономики, необходимо было воссоединить сельские и городские районы. Ленин считал, что разрыв между сельским и городским населением может сократить электричество – особенно электричество в сельской местности. А электричество в России было связано с водой.

Ленин был энтузиастом техники и давно верил в важность электрификации. Он хотел доказать, что диктатура пролетариата может перевести огромное количество крестьян на рабочие места в промышленности, обеспечивающие более высокую создаваемую стоимость, а для этого ему требовалось электричество. Он сказал: «Коммунизм – это Советская власть плюс электрификация всей страны». Трудно представить масштабы того, за что взялся Советский Союз: переделка природы на шестой части освоенных земель планеты. В декабре 1921 года был принят первый план электрификации, ГОЭЛРО. Его основой была