породил огромное неравенство. Полумерой при этом было потребление, повсеместная покупка дешевых продуктов массового производства, которые давали бы каждому доступ к частичке прогресса. Но чтобы удовлетворить потребности массового потребления при таком росте населения, потребление энергии (грубый показатель уровня производства) за столетие выросло в десять раз. Энергия имела значение. В центре энергетической революции (по крайней мере, на ранних стадиях) была вода. Одним из последних подарков XIX века стали технологии гидроэнергетики, позволившие людям использовать реки для производства электроэнергии. Рост гидроэнергетики будет доминировать в истории воды на протяжении большей части XX века.

Третья тенденция – возможно, самая важная в истории воды – политическая. Территориальное национальное государство стало доминирующей политической организацией общества с XVII века, но только в XX оно превратилось также в самое мощное экономическое действующее лицо. Инженерия дала людям беспрецедентную власть над миром природы, поддерживая необычную ультрасовременную идею: технологическое развитие водных ресурсов может стать инструментом создания нации в руках мощного территориального государства. Прокладка водоводов в масштабах, сравнимых с масштабами Панамского канала, требовала огромных финансовых средств, которые на десятилетия оказывались связанными в физической инфраструктуре. Ни один частный инвестор не мог тратить большие деньги на такое время без каких-то явных или неявных государственных гарантий. Эта реальность уже проявилась в обеспечении городов чистой водой: после финансового кризиса конца XIX века единственным способом финансирования систем водоснабжения стали муниципальные облигации.

Способность и стремление правительств финансировать и осуществлять гидравлическую трансформацию ландшафта должны были стать центральной темой XX века, коллективным вложением в будущее res publica, общественное достояние. Методы такого финансирования зависели от формы и цели государства. Когда инвестиции рассматривались как вопрос истинного общественного блага, они пересекались с ростом политических прав граждан. Два десятилетия перед Первой мировой войной характеризуются расширением избирательных прав, более формализованными трудовыми отношениями и нерегулярными намеками на социально ориентированное государство (государство общего благоденствия). Противоречия между суверенным государством, участием людей в коллективном проекте и мобилизацией беспрецедентных общественных ресурсов привели к многочисленным попыткам реализации современного государства – от либеральных и социальных демократий Запада до Советского Союза и фашистских режимов первой половины столетия. У них были различные нити досовременной ДНК. Все они внесли вклад в переосмысление отношений общества с водой.

СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННОЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЕ МИРА

Первой серьезной тенденцией, менявшей мир, стало неумолимое увеличение числа людей. Демографический рост с самого начала оказывал огромное давление на большинство мировых сельскохозяйственных систем и водных ресурсов. Реагируя, богатые страны прибегли к потенциалу гидротехники для удовлетворения своих политических задач и требований растущего населения. Их энтузиазм усиливал стремление менять ландшафт в масштабах, сравнимых с проектами Суэца и Панамы.

Например, британские инженеры, уверенные в своих силах благодаря индийскому опыту, увлеченно занимались Нилом. Предпочтительной культурой для региона и важнейшим элементом экономики массового потребления был хлопок. Однако эта культура растет летом и нуждается в постоянном поливе, а поэтому разливов Нила уже не хватало. Для хлопка требовалось постоянное орошение. Количество орошаемой земли прямо пропорционально запасу воды. Поэтому в 1902 году британские инженеры решили построить Асуанскую нижнюю дамбу, самую большую каменную плотину в мире[75].

Затем в 1910 году Мёрдок Макдональд из египетского министерства общественных работ опубликовал первую полную оценку потенциала инфраструктуры, которую метко назвали «Контроль над Нилом». На короткое время у Британии имелись мандаты на территории, охватывавшие большую часть бассейна реки: Египет (британский протекторат); Судан, который в 1890-х годах лорд Китченер завоевал от имени Египта; Кения, Танганьика и Уганда. В таких условиях англичане могли принимать целостные всеобъемлющие решения. Самым известным был Проект экваториального Нила, позднее система Виктория – Альберт – Джонглей. Дамбы должны удерживать воду в озерах Альберт и Виктория в тысячах километров южнее Египта, где испарение оказывается достаточно низким, чтобы постоянно поддерживать объем воды. Затем вода обойдет болото Судд по колоссальному каналу Джонглей в Южном Судане и попадет в Белый Нил севернее. Амбициозность этого плана не соответствовала реальным возможностям. Проект так и не реализовали полностью; идея канала Джонглей просуществовала до 1970-х годов, когда суданское правительство начало его строить, но от строительства отказались в восьмидесятых, после нескольких лет политической нестабильности в Судане. Однако сама идея отражала желание осуществлять суверенитет над ландшафтом в масштабе, соразмерном зарождающимся демократическим силам XX века.

Пока британцы фантазировали о строительстве на Ниле, по другую сторону Атлантики с таким же энтузиазмом к освоению водных ресурсов относились Соединенные Штаты. Эра прогрессивизма началась с морализаторского правительства президента Мак-Кинли. Этот опыт возвестил наступление эпохи, когда федеральное правительство собралось играть гораздо более активную роль в жизни своих граждан. Несмотря на успех принятого в XIX веке Гомстед-акта, в 1900 году в восточной половине страны все еще проживало 90 % населения. Из-за депрессии 1890-х годов безработица достигла 20 %, а миллионы бедных иммигрантов из Европы с чемоданами, набитыми идеями радикального социализма и классовой борьбы, рисковали превратить индустриальное сердце Соединенных Штатов в пороховую бочку. Продвижение сельского хозяйства на запад становится предохранительным клапаном, снижающим плотность населения на востоке и разряжающим напряженность в отношениях с рабочим классом.

1 июня 1902 года президент Рузвельт подписал Закон о мелиорации – как способ поощрить продвижение западной границы. Средства, выделенные в соответствии с этим законом, Бюро мелиорации использовало для строительства ирригационных сооружений, плотин и каналов, уделив особое внимание шестнадцати засушливым (и все еще в основном пустым) западным штатам. Предполагалось, что поначалу ирригационные проекты будут финансироваться за счет продажи государственных земель, а затем станут самофинансируемыми, когда поселенцы начнут платить сборы на покрытие этих затрат. Однако без государственных субсидий такие проекты не могли оказаться успешными. Восточные методы сельского хозяйства не подходили для суровых условий запада, и поэтому министерству сельского хозяйства приходилось инвестировать средства в разработку новых агрономических подходов.

Со временем мелиорация стала основным политическим инструментом преобразования ландшафта, сместив фокус внимания федерального правительства с судоходства на сельское хозяйство. После внесения поправок в Гомстед-акт в 1909 году людям предлагалось вдвое больше территорий. Новый закон сопровождался пропагандистскими призывами вернуться к сельскому хозяйству, семейным фермам и мифической сельской Америке – как краеугольному камню здорового индивидуализма и процветания перед лицом взрывной индустриализации. За первые два десятилетия XX века поселенцы массово двигались на запад, в сторону Великих равнин, готовя тем самым почву для проблем тридцатых годов. Вода стала инструментом для управления растущим демографическим давлением.

Великобритания и Соединенные Штаты оказались не единственными странами, которые в начале века занимались систематическим развитием своего сельского ландшафта, определяемым водой. Италия, некогда сыгравшая такую важную роль в становлении институтов, оказавшихся сейчас в основе мирового порядка, также занималась модернизацией сельских районов, чтобы приспособиться к ожиданиям современного мира и к растущему молодому населению. Италия столкнулась с необычной ситуацией: после объединения в 1861 году она оказалась единственной крупной европейской страной, для которой малярия являлась не колониальной