Шрифт:
Закладка:
К концу XIX века цепляться исключительно за установки глубокого аграрного прошлого становилось все труднее. Те, кто жил деревенской жизнью, даже оставаясь в большинстве, отходили на второй план. Последние кризисы средств к существованию в западном мире – например, картофельный кризис и голод 1845–1847 годов – были признаками политически ослабленных, уязвимых сельскохозяйственных сообществ. Экономика менялась. Индустриализация вынуждала множество людей жить в городской нищете. Трудовые отношения оказывались напряженными, а бедность – повсеместной. Американская и Французская революции показали, что старые порядки можно свергнуть. Напряжение росло. В воздухе витал бунт.
Маркс умер в 1883 году, за тринадцать лет до появления Сунь Ятсена в Лондоне. Он стал выдающимся толкователем этого фундаментального социального сдвига. Его анализ утверждал, что материальные условия внутренне присущи обществу; они определялись сочетанием технических и производственных мощностей – средств производства – и общественных отношений, которые поддерживают производство, включая структуру прав собственности. Реагируя на эти материальные условия, общества развиваются с помощью различных способов производства и в конечном счете обращаются к коммунизму.
В этом процессе, который Маркс назвал диалектическим материализмом, водные ресурсы и природа играли в лучшем случае половинчатую роль. Маркс признавал, что мир природы являлся важным средством производства на ранних стадиях развития общества. На деле ученый зашел очень далеко и даже сказал, что человек стал видом, меняя природу. Но по мере того как для человечества все важнее становились технологии, природа, по мнению Маркса, уже фактически не будет находиться в диалектических отношениях с обществом. Она окажется просто резервуаром для вычерпывания ресурсов. Он выступал за постепенное отчуждение от природы по мере того как классовая структура и промышленное производство начинают доминировать в человеческом опыте: способ производства определяется исключительно отношениями между людьми – фактически между классами.
Возможно, не так уж удивительно, что этот философ-горожанин из среднего класса, сосредоточившийся на промышленном рабочем классе, предположил, что мир природы мало что может сделать для эволюции современного общества. Проблема в том, что он, похоже, упустил крупные регионы планеты.
Его теория была рассчитана на общество, подверженное воздействию мощных исторических сил, в котором условия для целых классов людей менялись в течение срока одной человеческой жизни. Напротив, деспотический режим Китая выглядел неизменным и застывшим во времени. Маркс знал, что Китай по-прежнему оставался выдающейся водной страной того времени. Философы и интеллектуалы, вдохновлявшие его работу, тоже это заметили.
В книге «О духе законов» французский мыслитель Шарль Монтескьё приводит Китай в качестве примера, утверждая, что его особый климат в сочетании с ограниченными сельскохозяйственными ресурсами привел к постоянному циклу династических режимов и революций. Адам Смит также замечал, что Китай, «похоже, долгое время находится в неподвижности. Марко Поло, посетивший его более пятисот лет назад, описывает возделывание земли, промышленность и многолюдность почти в тех же самых выражениях, что используют путешественники нынешнего времени». Смит сделал вывод, что свою роль в этом застое должны были сыграть уникальные экономические условия Китая – дешевая рабочая сила (благодаря многочисленному населению) и конкурентоспособное производство (благодаря обширной речной сети).
Борьба за включение водных и климатических условий в теорию современного общества отчасти отражала тот факт, что они действовали в масштабах времени и пространства, которые, казалось, имели мало общего с рабочим днем в промышленности или с масштабами спроса и предложения на рынке.
Чтобы объяснить исключительность Китая, Маркс ввел понятие «азиатского способа производства», который, казалось, не соответствовал его теории социальной эволюции – от рабства к феодализму, затем капитализму и, наконец, коммунизму. При таком способе в рамках небольших сообществ сельское хозяйство и производство не разделялись. Получалось аграрное общество, находящееся под контролем деспотического режима, который осуществлял подавляющий контроль над средствами производства – отчасти за счет управления водной инфраструктурой.
Маркс не стал тратить много времени на изучение этого способа производства. Аномалия Китая казалась достаточно малозначительной и не играющей роли. В конце концов, это общество было еще докапиталистическим. Взгляд Маркса приковывал британский промышленный пролетариат, поскольку они с Энгельсом полагали, что именно он станет источником революции. По той же причине Маркс в значительной степени игнорировал Россию, которую считал имперской державой, родственной Великобритании, но пока еще избежавшей индустриализации, а поэтому она выглядела маловероятной кандидатурой для революции.
Вот почему кажется ироничным, что реальное обоснование его взгляды нашли в Китае и России, а не в Британии, и одна из причин опирается на водную инфраструктуру.
ВЕРА ПАВЛОВНА
В библиотеке Британского музея доктор Сунь не просто читал. Он также общался с несколькими радикалами (в частности, из России), которые часто посещали это учреждение. Среди них был один из лидеров народнического движения Феликс Волховский, который подружился с китайским революционером.
Волховского преследовали за либеральные взгляды, он находился в тюрьме в Санкт-Петербурге и в Сибири, а потом бежал и добрался до Лондона. Волховский входил в группу российских деятелей, планировавших перевести работу Маркса на русский язык, а также способствовал известности еще одного важного для российских радикалов писателя – Николая Чернышевского.
Чернышевский был одним из основателей народничества и тоже сидел в тюрьме за свои либеральные взгляды. Волховский и другие многое сделали для его освобождения. Не исключено, что он познакомил Чернышевского со своими друзьями в Британии, в том числе и с Сунь Ятсеном. В начале 1860-х годов Чернышевский, находясь в тюрьме в ожидании суда за свой революционный радикализм, написал роман «Что делать?» Его работа пользовалась большим успехом, особенно среди радикалов и анархистов, включая молодых Сталина, Троцкого и Ленина.
Вера Павловна, главная героиня романа, – независимая молодая женщина из Санкт-Петербурга, оставившая семью ради революционной жизни. С ее помощью Чернышевский показал, какой может быть сельская утопия для России. Кроме запутанного любовного треугольника, стремления к расширению прав, сельской кооперации и индустриализации, роман описывает сны, в которых Вера представляет будущее России. Это будущее полнится современными конструкциями из стекла и алюминия, подозрительно похожими на лондонский Хрустальный дворец. Однако это было также то будущее, где водная инфраструктура позволила людям приручить природу и использовать ее у себя на службе. Пустыню трансформировали в прекрасный плодородный ландшафт. Машины, каналы, ирригация и управление погодой – все служит сельскохозяйственной революции. Вместе с ландшафтом поменялись и люди: их нужно было просвещать, обучать научным методам агрономии.
Мечта о научно спроектированном ландшафте была отражением суровой реальности: география России, богатая и водой, и сушей, мягко выражаясь, создавала неудобства. Соединенным Штатам повезло с замечательным соответствием между плодородной землей и распределением воды. Россия оказалась не такой удачливой. Ее природные ресурсы размещались так, что их было нелегко использовать.
Кроме того, Россия
