Мы спустились в подвал, уложили Еву на диван, заперли дверь на щеколду и задумались: зажигать коптилку или нет? Сидеть в темноте было мучительно, но одолевал страх – а вдруг немцы опять придут? Мы ведь соврали, что у нас нет спичек.

– Ерунда, – решила Рената, – врагам врать не зазорно.

Мы зажгли коптилку, посмотрели друг на друга и ужаснулись своим видом: все мы были страшные – бледные, немытые, волосы дыбом, губы растрескались.

– Так опускаться нельзя, – объявила Рената, – даже перед смертью! Сейчас мы помоем головы и подкрасимся!

– Где ты, интересно, нагреешь воду?

– Сейчас лето, можно и холодной помыть!

И мы стали мыться и прихорашиваться, это все же было лучше, чем сидеть во тьме и ждать прихода убийц.

– А что мы будем делать с Евой?

– Я постараюсь продлить ее сон как можно дольше, но слишком долго тоже нельзя, это опасно для жизни, – вздохнула Сабина.

– Неужели для жизни есть что-то опасней немецких пуль? – не удержалась Рената.

– Никто не сказал, что нас убьют. Вполне может быть, что нас отправят в гетто. В Ростове слишком много евреев, всех убить нелегко, – не очень уверенно предположила Сабина.

– Это тебе нелегко, а немцам проще простого.

– Ну что ты знаешь о немцах? Я прожила среди них двадцать лет и всегда изумлялась, как они милы и человечны по сравнению с русскими.

– Боюсь, скоро у тебя будет возможность в них разочароваться, – срезала ее Рената, и они замолчали.

Молчали они недолго – не прошло нескольких минут, как в дверь постучали снова, но не забарабанили, как в прошлый раз, а нежненько так, кончиками пальцев.

– Гаси коптилку! – прошипела Рената и пошла отворять. Коптилку мы погасили не напрасно – на пороге появился переводчик обершарфюрера.

– Госпожа Шефтель, – сказал он на вежливом немецком, – я пришел пригласить вас в контору местного управления.

– Зачем? – невежливо спросила Сабина по-русски.

– Вам придется расписаться в получении одного важного документа, – продолжал по-немецки переводчик, словно не заметив ее грубости.

– Какого еще документа?

– Вы увидите на месте.

– А если я не пойду?

– Вы ведь интеллигентная женщина и не станете осложнять свое положение бессмысленным саботажем.

– Неужто мое положение может стать хуже, чем сейчас? – отозвалась Сабина наконец по-немецки.

– Любое положение может стать хуже, – с ласковой угрозой ответил переводчик. – Так что советую вам немедленно пойти в контору. – И удалился, позвякивая висящими на поясе ключами.

Сабина с трудом поднялась со своей раскладушки:

– Что ж, пошли, Рената, если нужно.

– А с Евой что делать будем?

– Еву оставим спать под охраной Линочки.

Я вскочила, словно меня ужалила оса, и заверещала:

– Я с вами! Я без вас тут ни за что не останусь!

Рената сказала:

– Тебя даже не вызывали! – но Сабина бросила на меня быстрый взгляд и поняла, что начинается новая истерика.

– Ладно, иди с нами!

– А как же Ева?

– А никак, никто ее не украдет.

Мы прикрыли дверь поплотней и отправились в контору управдома, не ожидая ничего хорошего. В конторе битком набился народ, кто знакомый, кто незнакомый, но все, похоже, евреи. Они выглядели, как уличные нищие, – встрепанные, небрежно одетые, немытые, непричесанные. От многих плохо пахло. Наверно, поэтому все они уставились на Ренату, которая только что помыла голову, подкрасилась и сделала прическу.

– Уж не на выпускной бал ли вы вырядились, девушка? – не удержалась одна старая еврейка. – Так приглашение для вас уже готово. Видите, там, на столе у коменданта?

На столе лежала стопка желтых листков. За столом сидел обершарфюрер, за его стулом стоял управдом, всем своим видом показывая, что готов выполнить любую его команду.

Обершарфюрер сказал по-немецки:

– Сейчас господин комендант сделает важное сообщение, – и умолк, предоставляя слово управдому.

– Граждане евреи, – начал тот неуверенно. Потом вынул из кармана очки, надел их и, вытащив из стопки листок, стал читать, слегка запинаясь: «В последние дни отмечено много случаев насилия со стороны нееврейских жителей по отношению к еврейскому населению. Немецкие органы полиции не видят иного выхода из ситуации, как только сосредоточить евреев в обособленной части города. Поэтому все еврейские жители города Ростова одиннадцатого августа тысяча девятьсот сорок второго будут отведены в свой собственный район, где они будут защищены от вражеских акций. Чтобы провести это мероприятие, все евреи обоих полов и любого возраста должны явиться одиннадцатого августа тысяча девятьсот сорок второго года до восьми часов утра на соответствующий сборный пункт.

Все евреи должны взять с собой документы и сдать ключи от нынешних квартир на сборных пунктах. На ключе должна быть прикреплена картонная бирка с именем и адресом. Рекомендуется взять с собой ценные вещи, наличные деньги и необходимую ручную кладь.

Каждый, кто нарушит это распоряжение, должен быть готов к неизбежным последствиям.

Председатель еврейского совета старейшин д-р Лурье».

Управдом закончил читать, снял очки и обвел нас всех взглядом, словно ожидая ответа. Но все молчали. В конторе стало так тихо, будто вся еврейская толпа перестала дышать.

Только я осмелилась выскочить с вопросом:

– А куда нас поведут?

Но управдом, нет, это раньше он был управдом, а теперь он стал комендант. Так вот, этот новый комендант не дал мне провести его за нос:

– А ты, Сталина Столярова, что тут делаешь? Ты же русская, зачем же ты лезешь со своими дурацкими вопросами?

Тут вся толпа обернулась и уставилась на меня – зачем эта русская Сталина Столярова затесалась среди евреев и говорит лишнее? Как будто не понимает, что не стоит раздражать немецкое начальство дурацкими вопросами? Под их взглядами я прикусила язык и втиснулась между Сабиной и Ренатой, чтобы меня не стало видно.

А комендант строго спросил:

– Все всем ясно?

В ответ все опять промолчали.

– Тогда пусть каждый возьмет это воззвание еврейского совета и распишется о его получении.

Притихшие люди начали осторожно подходить к столу, брать листки, расписываться в толстой тетради и поскорей выскакивать из этой страшной комнаты. Когда все прошли, остались только мы – Сабина, Рената и я.

– Вы что, ждете отдельного приглашения, гражданки Шефтель? – рявкнул комендант.

– А если я не хочу брать это воззвание? – спросила Сабина по-немецки.

Комендант открыл было пасть, чтобы снова рявкнуть, но обершарфюрер ответил ей спокойно и даже любезно:

– Не хотите, можете не брать. Главное – приходите вовремя на сборный пункт.

После его ответа коменданту нечего было добавить, разве что выкрикнуть:

– Ровно в восемь, без опозданий!

И мы вышли на улицу, там никого уже не было – похоже, толпа быстро разбежалась, никто не остановился, чтобы обсудить воззвание.