24. Врезка

Когда-то в начале семидесятых, когда я была уже профессором физики в Новосибирском Академгородке и имела доступ к иностранной прессе, я прочла в одной старой немецкой газете показания Лео Маара, русского немца, служившего во время войны переводчиком в спецподразделении СС-10 а, которому была поручена очистка Ростова от евреев. Показания он давал в 1966 году в мюнхенском суде по делу оберштурмбаннфюрера Хейнца Зетцена, руководителя спецподразделения СС-10а, отлично выполнившего задание, героически уничтожив за три дня 23 тысячи безоружных и беспомощных женщин, стариков и детей. Лео Маар в своих показаниях в точности описал ту комнату в заброшенном доме, которую я увидела в своем странном бреду: испуганную толпу женщин, раздевающихся под крики Зетцена и выходящих голыми в другую дверь, где их загоняли в тяжелые грузовики.

Я никогда в жизни не видела ни этого дома, ни этой комнаты, но я увидела их, сидя высоко в развилке магнолии, откуда их невозможно было рассмотреть. Я думаю, это Сабина перед смертью послала мне последний прощальный сигнал. Местные жители видели, как в ночь с 11 на 12 августа из ямы вышла голая женщина, сделала несколько шагов и упала замертво.

25

Я бы умерла вместе с Сабиной, если бы меня случайно не нашла Зоя. Та самая Зоя с ямочками на щеках, с которой я подружилась, работая на оборонительных сооружениях. Какое удивительное совпадение – именно в тот день она пришла в Ботанический сад с тачкой собирать целебные травы и съедобные ягоды. До войны она преподавала биологию и хорошо знала, какие болезни какими травами и листьями можно лечить.

Она нашла меня под магнолией и ужаснулась – подумала, что я мертвая, потому что я лежала на земле без сознания с разбитой головой. Но, пощупав мой пульс, она обнаружила, что я жива, и не оставила меня одиноко умирать под роскошным деревом, усыпанным душистыми белыми цветами, а погрузила на тачку и повезла к себе домой.

Потом она признавалась, что кроме милосердия ею руководил маленький расчет – она придумала, что будет делать при немцах, чтобы выжить. Для выполнения ее замысла ей недоставало ребенка, а у нее детей не было – ее единственный сын еще в прошлом году ушел на фронт. Так что она, по ее словам, увидела во мне знак Божий, благословляющий ее замысел. Единственное, чего она не ожидала, что этот Божий знак окажется немым, ведь мы с ней славно перекидывались шутками всего несколько недель назад.

Я тоже сначала не знала, что опять онемела. Несколько дней Зоя отпаивала меня целебными растворами и смазывала мою разбитую голову целебными мазями, но в конце концов ко мне вернулось сознание, и я увидела склонившееся надо мной знакомое женское лицо.

Я не сразу вспомнила, откуда это лицо мне знакомо, а оно, поймав мой взгляд, озарилось счастливой улыбкой:

– Слава богу, Линочка, наконец ты пришла в себя!

Во рту у меня пересохло, и я хотела попросить воды, но губы мне свела судорога, и из моего горла вырвался хриплый стон.

– Что с тобой? – испугалась женщина, и я узнала Зою.

Я хотела крикнуть:

– Зоя, это вы? – но только напрасно пощелкала зубами. Я огляделась – за окном сияло солнце, значит, день еще не кончился. Я лежала на раскладушке в хорошо убранной комнате, возле письменного стола с настольной лампой и стаканом для карандашей и ручек. Где я? Как я сюда попала? Я приподнялась на локте, в голове у меня слегка качнулось и прошло. Я сделала знак, будто пишу – Зоя сразу сообразила и протянула мне тетрадку и карандаш со стола.

Я написала: «Как я к вам попала?» Зоя протянула руку за карандашом, чтобы мне ответить, но я быстро написала: «Я все слышу». – «Почему же ты не можешь говорить?» – «Я онемела. Со мной это уже случалось». – «Но это прошло?» – «Меня вылечила Сабина». – «Кто она такая и как ее найти?»

Как найти Сабину? И тут я все вспомнила – и обершарфюрера, и серую змею, ползущую в овраг, и бронированные машины, и пулеметные очереди под звуки немецкого марша. Я бы завыла и закричала: «А-а-а!» – но у меня не было голоса. Мой рот беззвучно открылся и закрылся, открылся и закрылся, я упала лицом в подушку и беззвучно зарыдала.

Зоя села на пол рядом с моей раскладушкой и тихо спросила:

– Что с тобой случилось, девочка?

Я могла бы все ей рассказать, но как написать это карандашом в тетрадке? Я кое-как начеркала: «Сабину нельзя найти. Ее убили», – и опять рухнула на подушку.

– Ладно, выясним это завтра. Я нашла тебя в Ботаническом саду под магнолией, без сознания и с разбитой головой. А сейчас выпей это, – она протянула мне стакан с коричневой жидкостью, – и постарайся заснуть.

Я дрожащей рукой взяла стакан, отхлебнула и скривилась: напиток был горький и вонючий.

Зоя засмеялась:

– Что, противно? Но зато полезно. Так что пей через не хочу.

Я выпила через силу, и глаза мои тут же начали смыкаться, в голове помутилось, и Зоина комната исчезла, оставив меня на дороге в Змиевскую балку.

Всю ночь я мчалась вслед за Сабиной, пока не добежала до заброшенного дома у входа в овраг. Там меня с Сабиной загнали в пустую комнату, в которой был один стол и один стул, на стуле сидел обершарфюрер и командовал. Переводчик велел нам раздеться и отдать ключи от нашей квартиры. «Но у нас нет ключей», – говорила Сабина, – наш дом разбомбили. – «Это правда?» – спрашивал меня переводчик, но я не могла ответить, мое горло свела судорога. Мы раздевались и выходили в другую дверь. Ренаты, по-моему, с нами не было, и Евы тоже. Сабину заталкивали в грузовик с другими голыми женщинами, а меня отгоняли прочь за то, что я не хотела отдавать ключи. Я бежала за грузовиком и пыталась крикнуть: «Сабина!» – но не могла из-за судороги в горле.

Судорога свела мне горло так сильно, что я проснулась. Было уже светло – или еще светло?

– Доброе утро, – улыбнулась мне Зоя, значит, светло было уже. – У тебя есть в Ростове родственники?

Я написала: «Теперь никого нет».

Это был странный разговор – она говорила, а я писала. «Хочешь остаться у меня?» – Я вспомнила сказку о волшебнице, заточившей принцессу в своем замке, но я не