Чуткий к моим настроениям Марат мягко прижал локтем мою руку: «Не вспыхивай, Лилька. Ведь в зале сидят зрители фильма, а не его создатели».

Внешняя сторона фильма тоже прогнала по моей спине полчища мурашек: в дневниках Сабина любила повторять, что в первые годы бегала по Цюриху, изображая из себя девчонку-простушку, растрепанную и небрежно одетую. Она специально описывает, как Юнга поразило ее внезапное преображение в роскошную элегантную даму, когда она решила изменить свой образ. А на экране она чуть ли не с больничной койки вскакивает в замысловатой изысканной шляпе, совершенно чуждой ее внутреннему миру. И на протяжении всего фильма то и дело меняет эти шляпы, словно светская дама без особых занятий, а не полноправный член научных семинаров Фрейда.

Но больше всего меня потрясла заключительная фраза, написанная белым по черному полю экрана: «Сабина Шпильрайн вернулась в Россию, где воспитала поколение выдающихся психоаналитиков. Потом уехала в свой родной Ростов и вместе с двумя дочерьми была как еврейка расстреляна нацистами в местной синагоге». Оказывается – расстреливали в синагоге! Откуда в Ростове взялась синагога на 23 тысячи человек? И никто даже не подумал, куда нацисты могли потом девать такое количество трупов!

Неужели создатели фильма о Сабине ничего о ней не потрудились узнать? Об ее изгнании из советской психиатрии, об ее изгнании из Москвы, о насильственном закрытии ее клиники в Ростове, о трех ее невинно расстрелянных братьях, о самоубийстве ее мужа – у меня не было сил продолжать этот ужасный список. Неужели их интересовала только подгнившая псевдоклубничка ее садомазохистских отношений с Юнгом?

Зажегся свет. Члены клуба, нарядные дамы и господа, неторопливым потоком двинулись к выходу. На просцениум перед экраном вышел директор клуба и объявил, что в голубом зале накрыт небольшой банкет для дорогих гостей – милости просим.

– Мы ведь не пойдем? – почти утвердительно спросила я.

– Обязательно пойдем, – твердо отказал мне Марат. – Разве мы не хотим стать полноправными членами клуба? Нужно заводить знакомства.

Мы сели за столик, рассчитанный на восьмерых, – угощение было легким и изысканным: ломтики разных сыров, виноград и вино, как и положено в приличных домах после десяти вечера. Тарелочки были из тонкого фарфора, бокалы – из хрусталя или под хрусталь. Стало ясно, почему в члены клуба принимают только избранных. Знакомства посыпались на нас градом – мы явно пришлись по вкусу членам клуба.

– Марат, скажи им, что твоя мать была приемной дочерью Сабины и провожала ее на расстрел не в синагоге, а в Змиевской балке, – прошептала я.

– Посмотри на их благополучные лица, – посоветовал Марат. – Они даже не поймут, о чем идет речь. – Но, заметив, как я кусаю губы, чтобы не расплакаться, добавил: – Мы лучше издадим нашу книгу. Книга дойдет до них вернее. Русский вариант я издам сам. А завтра закажу ее перевод на немецкий и английский.

– Но это безумные деньги!

– Конечно, я уже гораздо беднее, чем был в Москве, но на это мне еще хватит. А кроме того, я уверен, что такая книга быстро окупится.