— Я без часов…

— Так посмотри на мобильный! — раздраженно воскликнула Александра, которая, как всегда, помнила все до мелочей. — Он у тебя в кармане.

— Семнадцать десять. Если точно — двенадцать минут шестого.

— Ну вот, — произнесла Александра. — Времени в обрез. Дай сюда телефон, я сама отнесу…

Федоров протянул жене мобильник и примирительно проговорил:

— Если Марта задержится, что-нибудь придумаем. Или все-таки останемся ночевать. Утром ведь тоже есть автобусы.

— Откуда мне знать, есть или нет? — отрезала жена. — Ты и твоя дочь… вы оба… — она с трудом сдержалась, чтобы не сорваться на крик — Родион нас определенно не повезет: он заявил, что как только вернется, сразу же отправится на рыбалку, потому что все мы у него уже в печенках. Именно в этих выражениях. И я его отлично понимаю. Здесь я не останусь и Марту не оставлю. Не хочу никого видеть, тебя в первую очередь. Иди-ка, дорогой, с моих глаз! — Она отвернулась с досадой и скрылась в доме.

Федоров почему-то даже не обиделся. Такое уже не раз случалось. Но и виноватым он себя не чувствовал. Парень в кожаной жилетке ясно дал понять, что ему не терпится убраться отсюда как можно скорее и что ему до фени какая-то там родня юбиляра. Рекламщик и в самом деле никому не был обязан.

«Что тут поделаешь? Они не такие, как мы…» — без особых эмоций подвел он итог размолвки с женой. В беседке по-прежнему было шумно, туда не хотелось. И в дом тоже. Что ему там делать — искать примирения с Александрой?

Все вокруг вдруг стало чужим и необязательным. Видно, сказывалось выпитое, — эйфория закончилась.

Теперь-то он мог без всяких помех спуститься к причалу и там, в тишине у воды, дождаться, пока вернется дочь. Валентина он как-то упустил из виду, словно его и не было в природе. Единственное, чего сейчас на самом деле хотелось Сергею Федорову, — увидеть свою Марту, обнять, уткнуться носом в рыжую макушку и вдохнуть сладкий детский запах ее волос. Такой родной и близкий. И хотя бы несколько минут побыть с ней вдвоем.

3

Наташа торопилась. До автобуса из Старых Шаур оставалось меньше получаса, а она еще не собрала вещи, не привела себя в порядок. Ходьбы до остановки пятнадцать минут, если трусцой — десять…

Выйдя из дома с корзинкой, набитой бутылками, и доставив, что было велено, к гостевым столам, она не вернулась в кухню. Вместо этого помчалась со всех ног во флигель, где ночевала, сбросила платье и босоножки и натянула на себя то, в чем приехала. Еще не покончив с этим, спохватилась: нужно срочно позвонить Анюте.

— Ты дома?

— Угу, — ответила подружка, одновременно что-то жуя, и добавила насмешливо: — А где ж мне еще быть? Я, мать, под колпаком. Что это ты дышишь, будто за тобой конвой гнался с собаками?

— Слушай внимательно, Анна. Возьми деньги и поезжай на вокзал. Купишь мне на сегодня билет до Луганска. В плацкарте. Там, по-моему, ближе к полуночи есть пара поездов в том направлении…

— Какого рожна?

— Не спрашивай, — с досадой сказала Наташа. — Я должна уехать, а объясняться по этому поводу у меня сейчас времени нет. Дома поговорим.

— Натуся…

— Все! Тут, кстати, твой прокурор околачивался. Недавно убрался, слава богу. О тебе допытывался, где, мол, и как, адрес там, телефончик… Что ты ему наплела-то?

— Вот боров, — засмеялась Анюта. — Лютый бабник, еле отбилась.

— Мне бежать пора. Сделай, пожалуйста, то, о чем я просила.

— Лады. — Анюта мгновенно отключилась.

Наташа знала, что все будет исполнено как надо, и на этот счет не беспокоилась. Матери позвоню из вагона, решила она уже на ходу, направляясь в кухню и параллельно шлифуя версию своего внезапного отъезда, которую придется выдать Инне Семеновне. Лишь бы застолье не слишком затянулось…

Удивительное дело, — видно, на этот раз ей все-таки везло, — гости вскоре начали разъезжаться. И Валентин до сих пор болтался где-то на озере с Мартой.

В других обстоятельствах Наташа кое-что сообщила бы ее родителям, и в первую очередь сестре этого типа, которая сегодня весь день косилась на нее и делала вид, что знать не знает. Тем более что отец Марты человек вполне симпатичный. Однако сейчас она позволить себе этого не могла. Не тот случай. Ведь не подкатишься к ним и не брякнешь прямым текстом: «Эй вы, олухи царя небесного! Протрите глаза — вы хотя бы знаете, с кем живете под одной крышей?!» И кто ее станет слушать?

Сейчас главное — самой как можно скорее исчезнуть из этого города и сменить номер мобильного, хотя уверенности в том, что Валентин не помнит ее адреса, который указан в старом штампе о регистрации в паспорте, не было никакой. С него станется — такие памятливы. Но и другого выхода все равно не было — это ей подсказывало чутье, приобретенное в колонии. За два года она научилась доверять не словам, а интуиции, внутреннему голосу, который постоянно держал под контролем все, что случалось в ее жизни.

Хозяйка, обессилевшая от переживаний и даже слегка заплаканная, пила травяной чай в кухне. Наташа заглянула — никого больше нет, подошла и уселась рядом.

— Инна Семеновна, мне нужно с вами поговорить!

— Можете себе представить, Наташа, — я поссорилась с сыном… Чудовищный день, все наперекосяк… хорошо еще, что с Джульеттой обошлось…

Наташа молча слушала.

— Ума не приложу, что происходит с Родионом. После того как отвез ветеринара, ни с того ни с сего нахамил мне, сгреб свои удочки в охапку и подался на озеро… Вы уже управились?

— Почти. — Будто хозяйка не видит, что гора грязной посуды громоздится в мойке и на столе. Побаиваясь, что сейчас кто-нибудь явится и помешает, Наташа торопливо проговорила: — Инна Семеновна, мне нужно срочно уехать. Я не могу оставаться до утра. Приберу, что успею, а остальное уж вы сами. Я бы хотела получить расчет… прямо сейчас.

— Ну, раз вам так нужно… — с неожиданной легкостью согласилась хозяйка, и врать о причинах внезапного отъезда не пришлось. — Я, пожалуй, теперь и сама управлюсь. Там все разошлись?

— В основном. В беседке только ваш муж, его сестра и соседи.

— Значит, я должна с вами рассчитаться?

— Буду признательна. — Наташа поднялась и направилась к мойке. — Хочу успеть на последний автобус…

Однако времени все равно осталось в обрез. С минуты на минуту мог вернуться Валентин, некогда даже перекусить — а у